— Я вас слушаю.
— Здравствуйте, это доктор Мийярд вас беспокоит.
— Да, доктор, я вас узнал. Что-то случилось?
— Вы должны срочно приехать к графине Лоренце.
Глава 12
Никлас остановил машину на парковке знакомого пансионата и выключил двигатель. Глубоко вздохнул и крепко сжал напряжёнными пальцами кожаную оплётку руля. Он давно здесь не был, с самого Нового года, когда в последний раз приезжал проведать Лоренцу. Его раздражало, что он вынужден играть чужую роль и поэтому больше здесь не появлялся, ссылаясь на постоянную занятость. Это было не далеко от истины, но он нашёл бы время, было бы только желание. Но его не было. А теперь сама графиня не оставила ему выбора.
— Я рядом, не переживай, — произнесла сидящая на пассажирском сидении Эмма и нежно погладила его по костяшкам пальцев.
Да, теперь он был не один. Он не должен был просить её составить ему компанию, но она на удивление слишком хорошо его понимала, чтобы не разделить с ним эту ситуацию. Конечно, он не всё ей рассказал о своих взаимоотношениях с Лоренцей. Так, вкратце, несколько слов. Но Эмме и этого хватило, чтобы понять его и оказать поддержку. Возможно она отдавала долг за то, что он в своё время не прошёл мимо её беды. Возможно, она была слишком добра, чтобы бросить его в такой ситуации. Во всяком случае он был очень благодарен за то, что она рядом с ним в этот момент.
— Всё нормально, — просипел Никлас, больше успокаивая себя, нежели её. Вышел из машины и сначала открыл переднюю дверь, помогая женщине выйти, а потом и заднюю, где в прикреплённой люльке богатырским сном спал Лео.
— Разморило его, — улыбнулась Эмма и поправила шапочку. Никлас вынул малыша из люльки и, пристроив его на руках, пошёл ко входу.
Вокруг царила весна. Солнце играло на едва пробивающихся листочках деревьев и молодой травки. От ухоженных клумб разносился дивный аромат весенних первоцветов. Это было время начала, время расцвета, но и время потерь, как оказалось.
Доктор Мийярд уже встречал их у входа. Если он и удивился, увидев рядом с Никласом женщину и похожего на него ребёнка, то никак этого не показал. Однако Ник счёл нужным поставить доктора в известность на всякий случай, поэтому сказал:
— Добрый день, герр Мийярд. Это внук графини Лоренцы, а это его… эммм… няня.
— Очень неожиданно, — всё же удивился доктор, приподняв иссиня-чёрную бровь. — Ну что же, возможно это и к лучшему… Пройдёмте, нужно поторопиться.
— Расскажите подробнее, что случилось, — попросил Ник, двигаясь за доктором по знакомому коридору.
— Случился апоплексический удар сегодня ночью. Честно говоря мне кажется, что виной стало интервью, которое вчера фрау Лоренца случайно увидела по телевизору. Мне очень жаль, сиделка за ней ухаживающая не успела его выключить.
— Какое интервью? — Ник нахмурился и переглянулся с Эммой. Та в ответ лишь пожала плечами. Они были слишком заняты детьми и собой, чтобы смотреть новости.
— Так вы не знаете? — Мужчина замялся и остановился посередине коридора. — Тогда мне жаль сообщить вам ещё одну неприятную новость: кто-то из ваших родственников слил, говоря простым языком, информацию о необычном появлении наследника и смерти родителей до его рождения. Ещё что-то о суде — я лишь краем уха слышал. В интернете вы наверняка это интервью найдёте. Так вот, новость о гибели сына и была скорее всего тем фактором, который спровоцировал инсульт у графини.
Никлас грязно выругался и посмотрел на перекосившееся в ужасе лицо Эммы. Погладил её успокаивающим жестом по лицу и сказал:
— Всё-таки сделали свой чёрный ход родственнички. Значит, война… Ничего, я с этим справлюсь. Но насколько плоха Лоренца?
— Честно говоря, мы сделали всё, что могли, но ей остались считанные часы. Всё осложняется тяжестью предыдущей болезни. Графиня всё реже приходит в себя и боюсь, что эту ночь она не переживёт…
Они как раз подошли к реанимационной палате, где Никласу и Эмме выдали по халату. Он молча посмотрел в глаза своей спутницы и она также молча кивнула в ответ подтверждая, что будет с ним рядом до конца.
В палате стоял стойкий запах лекарств, а на большой кровати терялась в трубках и капельницах худенькая сморщенная фигурка. Ник судорожно вдохнул ставший вдруг разреженным воздух. Как сильно она изменилась за эти месяцы! Вот и всё что осталось от грозной злой мачехи.
Лео как-будто ощущая напряжение мужчины завозился на плече и тихонько заплакал.
Бескровные веки графини затрепетали и медленно открылись, являя потухший выцветший взгляд. Он метался по сторонам, не находя точку фокусировки, и вдруг остановился на Никласе, покачивающем малыша в успокоительном жесте. В больных глазах сверкнула искра узнавания и тонкие перекошенные губы с трудом прошептали так, что рядом стоящий Никлас еле услышал:
— Фел… сын… внук…
И с блаженной улыбкой на бескровном лице снова закрыла глаза. Никлас сморгнул набежавшие слёзы: в последний путь она уходила счастливая, в слепой вере, что Феликс жив. И, вполне возможно, она встретится на небесах со своим сыном и мужем, чтобы смотреть оттуда, как строит свою жизнь и жизнь их наследника Никлас. В этот момент мужчина жалел лишь о том, что не нашёл в себе сил приехать раньше и познакомить её с Лео. Понимая, что откуда-то начинает подниматься и накрывать волна вины он вздрогнул и выдохнул. Теперь поздно жалеть об упущенном…
Никлас повернулся к Эмме и увидел, как она не скрываясь тихо плакала и слёзы стекали по её покрасневшим щекам. Слишком отзывчивая, чтобы пройти равнодушно мимо чужой боли.
— Возьмёшь Лео? — попросил он и Эмма торопливо кивнула.
— Конечно, мы подождём тебя на аллее у парковки. Столько, сколько тебе нужно, чтобы попрощаться.
Никлас передал ей ребёнка и присел на стул рядом с кроватью. Он вспомнил, как умирала его мама и ушедшая давняя боль вновь сковала его грудь словно в тиски. Кто мог подумать, что когда-нибудь они окажутся с Лоренцей вот так, один на один. И он будет смотреть на её уход прощая всё и прощаясь навсегда.
Почему-то в этот момент он не помнил всё то зло, которое она ему сделала. Но перед глазами стояла картинка: однажды он болел, а Лоренца пришла посреди ночи, чтобы померить ему температуру. Она дала мальчику лекарство и несколько минут держала его за руку, даря безмолвное успокоение. Наверное, не зря он выискал эту сцену в своей памяти — пришло время ответить взаимностью.
Никлас приподнял сухую сморщенную ручку, опутанную паутиной капельниц, и несильно сжал её, даря последнее тепло. Прикрыл глаза и молился. Молился как умел за её упокоение.
Сколько он так просидел в прострации — неизвестно, пока пищящий звук приборов не вывел его из задумчивости. Влетевшая в открытую дверь медсестра проверила параметры и грустно посмотрела на Ника:
— Мне очень жаль…
