С раскосыми и жадными очами!»
– Потрясающе!
– Что?! – растерялась Настя.
– Хорошие стихи, говорю.
– Ну, да, хорошие, Блок всё же, – кивнула Царькова.
– А вот моя подруга не любит Блока, – вздохнул Наполеонов.
– Почему?
– Не любит она заоблачных мужчин. Ей нравятся земные.
– То есть?
– Ну, Пушкин, там, Тютчев, Самойлов…
– Понятно, – сказала Настя, на самом деле ничего не понимая.
– Значит, всегда, с десятого класса, только «Злато скифов».
– Всегда и только, – подтвердила Царькова, моля бога, чтобы следователь не тронулся умом или хотя бы объяснил ей свою блажь.
Но Наполеонов ничего объяснять не стал, он только кивнул и быстрым шагом устремился к выходу.
* * *
Брызги заката упали в траву, в глубине сада, где-то среди переплетённых ветвей, пробовали голоса певчие птицы. Мирослава и Дон лежали на крыльце. Мирослава читала книгу, а Дон прижимал лапой принесённую из сада травинку, время от времени пытаясь то ли перекусить её пополам, то ли заставить шевелиться.
Звонок, напоминающий перезвон колокольчиков, известил о том, что пожаловали гости. Морис глянул в камеру, увидел автомобиль Шуры и его рыжеватую голову, высунувшуюся из окна, нажал на кнопку, ворота разъехались, и белая «Лада Калина» въехала во двор. Мирослава оставила книгу и устремилась навстречу Наполеонову.
– Устал? – спросила она. – Есть хочешь?
– Как собака.
Через полчаса Шура с аппетитом ел куриный суп и одним глазом поглядывал на тарелку с рыбой и салатом, а другим на ватрушки с малиновым вареньем.
Хозяева, которые поужинали ранее, не торопились приставать к нему с расспросами, молча тянули мятный чай. И лишь когда Шура сказал «спасибо» и перебрался на диван, Мирослава попросила:
– Рассказывай.
– Рассказывать, собственно, нечего. Замотался, а толку с гулькин нос.
– Ты узнал, какими духами пользуется Оксана?
– Да, у неё духи «Золото скифов».
– Ну, что ж, мы ведь с самого начала не думали, что это Арефьева наведывалась в квартиру Четверткова…
– Как ты думаешь, зачем вообще эта особа приходила туда? И если она открывала квартиру ключами, то, выходит, знала, что хозяина дома нет.
Мирослава кивнула:
– Да, она знала, а приходила, скорее всего, затем, чтобы оставить фотографии и с их помощью пустить следствие по ложному пути.
– Надеялась, что, увидев фотографии, мы уверуем в виновность Геликанова.
– Я думаю, да. Ты пробил номер автомобиля?
– Да. Его владелец некто Липатов Андрей Маркович, 1974 года рождения. Вот адрес. – Он положил на стол вдвое сложенный листочек.
– Спасибо, завтра нанесу ему визит.
– Думаешь, он приятель этой девицы?
– Скорее всего, нет. Вряд ли, зная об убийстве Четверткова, она решилась бы подъезжать к его дому на автомобиле знакомого.
– Могла проколоться…
– Могла, но мне в это не верится. Завтра узнаю.
В открытое окно влетал приятный ветерок и вместе со струёй прохлады вносил тонкий аромат нарциссов.
– Хорошо у вас здесь, ребята, – Шура зевнул, прикрывшись ладонью, – только я сейчас усну.
– Тогда иди к себе, – сказала Мирослава.
И Наполеонов отправился в комнату, которая в этом доме называлась Шуриной. А Волгина с Миндаугасом убрали со стола и вышли прогуляться в сад. В полночном небе мерцали звёзды, а само оно, умытое лунным светом, казалось сияющим. Детективы ни слова не сказали о деле, которое их занимало. Просто шли и наслаждались весенней ночью, любовались звёздами и луной.
– Помнишь, у Щипачёва, – сказала тихо Мирослава, – поэты и влюблённые и шепчут и лепечут о луне. И даже океаны бросаются ей навстречу, чтобы потом отойти с сожалением назад.
– Да, помню, – кивнул Морис. – Поэт радуется, что океанам повезло и им никак не достать до луны, иначе бы даже они хлебнули беды с переменчивой небесной красавицей. Ведь никому не известно, какова же она, обратная сторона луны, – Миндаугас внимательно посмотрел на Волгину: – Но вы-то думаете не о луне.
