Мучительно выдыхаю и сжимаю Аню еще теснее. Однако она продолжает:
— С самого первого прикосновения они показались мне такими знакомыми. Я будто подсознательно знаю каждую венку на твоих предплечьях, — словно в подтверждение своих слов, она начинает выписывать узоры на моей коже. — Когда ты держишь меня за руку, я будто равновесие обретаю.
Пока я слушаю ее, в моей одурманенной голове складывается впечатление, что мы говорим вовсе не о сексе. И далеко не о нем. Словно речь о чем-то куда более глубоком.
Она не помнит и не видит меня. Однако, словно наощупь знает меня лучше, чем все прочие женщины из моей жизни.
При чем, такое ощущение, что она уже не только мое тело своими маленькими пальчиками ощупала, но и душу. Засела глубоко и блюдёт за моими болями и страхами, защищая меня от них своей заботой.
Маленькая незрячая птичка, защищает огромного задубеневшего волка. Куда уж смешнее...
Да только не до смеха мне.
Аня все продолжает говорить, а я подтягиваю ее повыше и накрываю губы поцелуем. Подминаю ее под себя, наваливаясь всем телом. Накрываю ладью кружевную чашечку, позволяя губам пробраться под нее.
Невеличка стонет, лаская мой слух своим нежным голосом. Но стоит мне потянуть ее трусики вниз, как тут же напрягается всем телом.
Точно. Почти девственница. Снова как в первый раз.
— Тебе ничего не надо делать, девочка, — шепчу я успокаивающе. — Я все сделаю. А твое тело подскажет тебе, как найти выход.
В этот раз стоит быть с ней нежнее. Чтобы снова не бросилась бежать, едва очухается.
Избавившись от лишней одежды, ложусь между ее стройных ножек, стараясь разглядеть ее лицо в темноте. Боится меня? Помнится, я отчаянно этого желал.
Но не теперь.
Глажу темные волосы, рассыпавшиеся по моей подушке. Целую кончик носа. Осторожно прижимаю девушку к себе и медленно подаюсь вперед.
— О, Глеб… — это моя лучшая награда. Ее голос, что стонет мое имя. Я так долго этого хотел.
Знаю, что утром вновь проснусь другим человеком. С иными чувствами и мыслями. Но прямо сейчас мне хочется… любить ее.
Глава 16ГЛЕБ
Просыпаюсь от галдежа за дверью. Не сразу понимаю, что происходит, и потому неосторожно поворачиваюсь.
— Ой, простите, — Анюта, пробужденная моим движением, тут же спохватывается. — Я сейчас уйду.
Садится на кровати, прижимая к груди одеяло, и в растерянности трясет головой, явно заставляя себя проснуться. Шарит по полу ногой, в надежде отыскать свою одежду. Вернее белье. То, в чем она пришла ко мне ночью.
Хмурюсь, наблюдая, как девчонка, оставив попытки нащупать одежду, поднимается с кровати, заворачиваясь в одеяло, и оставляя меня абсолютно обнаженным.
Аня успевает добрести до двери, пока я поспешно натягиваю трусы.
— Стоять! — рычу я, когда она уже берется за ручку двери.
Во мне закипает злость. Даже еще толком не понимаю причин этой злости. Мозг еще проснуться не успел, чтобы я начал отдавать отчет своим действиям, однако внутренности буквально плавятся от жгучего чувства, что растекается по венам.
— Твой план сработал, — шиплю я, подходя к девушке вплотную.
— К-какой план? — бормочет она, даже голову боясь поднимать.
Прихватив Невеличку за подбородок, припираю ее всем телом к дверному косяку, вызывая сдавленный стон.
— Соблазнить пьяного мужика!
Размыкает свои пухлые губки, будто слова подобрать пытается, заливается краской и тут же закрывает ротик.
Все верно. Ей и сказать-то нечего.
А я уже весь внимание. Смотрю сверху вниз на раскрасневшиеся щечки. Как трепещут темные реснички над ними. Тонкие пальцы подрагивают, сжимая на груди одеяло. Аня закусывает губу, явно стараясь не расплакаться, а в моей голове возникают яркие образы того, как еще несколько часов я жадно целовал их.
Моя теория не сработала. Утолив свой голод, я не перестал быть одержимым ею. Как бы ни наоборот. Это безумие словно усилилось во сто крат. Это и бесит.
Подаюсь вперед и прихватываю зубами терзаемую губку, подхватывая Анюту под бедра. Одеяло падает, и она остается в моих руках полностью обнаженная. Целую ее кожу, не в силах противиться соблазну.
Это ведь все она.
Клянусь, ведьма! Не могу оторваться.
— Что ты со мной сделала? — рычу тихо, осыпая ее шею короткими поцелуями. — Я тобой надышаться не могу!
— Я не хотела, — шепчет, зарываясь острыми пальчиками в мои волосы.
— Разве? А мне показалось, ты очень даже хотела.
— Вы злитесь?
— Очень.
— Тогда почему продолжаете целовать?
— Потому что не могу остановиться.
Она вдруг обхватывает мое лицо своими ладонями и вынуждает поднять взгляд. Нерешительно тянется к моим губам своими и всего на секунду касается. Прикрываю от удовольствия глаза, расслабляясь.
— Нет. Вы не злитесь, — шепчет мне в уголок рта. — Это не похоже на злость.
Ерзает в моих руках, давая понять, что она знает о том, что я возбужден:
— Это желание.
Хмурюсь. А она проходится по образовавшимся на моем лбу складкам своим тонким пальчиком:
— А это скорее растерянность. Нежели злость.
— Похоже, ты слишком хорошо меня изучила, — говорю спокойно, стараясь не выдавать никаких эмоций голосом.
— И вас это пугает, — все же угадывает мои чувства маленькая ведьма.
Она так нежно поглаживает мою голову, что у меня ком в горле образуется. Заглядываю в невидящие глаза.
За что мне это?
Она вдруг обвивает мою шею руками и притягивает голову к своей груди. Не противлюсь. Кажется это то, чего я хочу сейчас больше всего.
Она молча обнимает меня, продолжая поглаживать мои волосы.
Я уже не раз думал о том, что эта незрячая птичка знает меня куда лучше всех прочих, вполне себе зрячих, и к тому же, как я считал вполне близких мне людей. Но это утро принесло мне еще одно открытие. Кажется, она понимает меня даже лучше, чем я сам.
Сквозь мерное биение ее сердца до меня доносятся голоса из-за двери. И постоянное упоминание имени моей Невелички немало раздражает.
— Похоже, Глеб Виталич ее все же вытурил! — довольно вещает Надежда, прямо за дверью в мою комнату. — Я же говорила, он ее долго не вытерпит.
— Так вещи-то на месте, — отзывается Лара.
— Витюша проболтался, что Глеб Виталич вчера ее по магазинам прокатил. Может приданого подкупил и отправил с чистой совестью.
