Гладит меня по щеке, глаза у него блестят от слёз, смотрит, словно я сияю как герой из всем известного фильма. Заходит медсестра и мужчина, видимо, врач, я не могу шевелиться, всё болит.
— Как вы себя чувствуете? — спрашивает мужчина, а у меня взгляд перебегает с предмета на предмет, ничего не понимаю. Мычу что-то нечленораздельное. — Болит что-то? Можете просто моргать, — я моргаю. — Мы сейчас дадим обезболивающее, вы просто потерпите чуть-чуть. Через несколько часов вы сможете говорить и шевелиться, вы неделю были без сознания, это нормально. Очень хорошо, что вы пришли в себя, у вас чудесный ангел хранитель, а может, у вашего ребёнка, — что-о-о? У меня глаза на лоб лезут, я смотрю на Диму, но он внимательно слушает врача. Что этот мужчина несёт? — Отдыхайте, я через час зайду, — сказал врач и вышел.
Котов садится на стул и берёт опять мою наполовину перебинтованную руку.
— Я так испугался, пока сюда ехал, я чуть с ума не сошёл, боялся, что я потеряю тебя навсегда, не успев сказать, как я тебя люблю, — проговорил он.
Я, наверное, брежу, это скорее всего из-за лекарств, которые мне только что вкололи.
— Я больше не отпущу тебя ни на секунду, ни тебя, ни нашего ребёнка.
Ребёнок? И этот туда же, я под лекарствами или все вокруг?
— Почему ты села за руль? — спрашивает он, а я не могу ответить, у меня эта фигня во рту, поднимаю руку, собираясь вытащить это. — Нельзя, потерпи, — говорит Дима, и, сжав мою руку, возвращает на кровать. — Я сейчас вернусь, я очень быстро, надо сказать всем, что ты очнулась, — он выходит из палаты, а я остаюсь с роем мыслей в голове.
Не знаю, сколько времени прошло, казалось, вечность, пока зашёл врач и вытащил эту хрень изо рта.
— Пить! — еле слышным хриплым голосом говорю я, медсестра дала мне воды, перед этим чуть-чуть приподняв.
— Всё хорошо? — спрашивает врач.
— Да, спасибо, — киваю я. — Что случилось? И какой ещё ребёнок? — у меня миллион вопросов.
— Вы попали в аварию, а ребёнок — ваш ребёнок, вы беременны, восемь недель. Остальное скажет вам ваш молодой человек.
Все вышли из палаты.
— Дима? — смотрю я на него в ожидании ответов.
— Да, красавица, ты попала в аварию, машина в хлам, ты чудом осталась жива, как и наш малыш. Больше пострадали твои лёгкие из-за подушки безопасности, и ты сильно ударилась головой.
— Я беременна?
— Ну да, ты что, не знала?
— Нет, я что-то не обратила внимания на отсутствие месячных, — опустила голову и задумалась
— Ты почему за руль села?
— Я к врачу ехала, мне было… теперь ясно, что со мной было.
— Почему не остановилась, если тебе было плохо?
— Я хотела, я собиралась и… очнулась тут уже.
— Хорошо, что с вами теперь всё в порядке, я больше за руль тебя не пущу.
— Почему ты здесь, Дима? — игнорирую его высказания. — Как вообще ты тут оказался?
— Мне Миша позвонил.
— Миша?
— Да, когда тебя привезли на скорой, в твоём журнале вызовов его номер был последним. Он позвонил после твоей операции, когда врач сказал, что с ребёнком всё в порядке. Я приехал сразу, я не знал про ребёнка, Миша сказал, как и то, что он не его, так как вы давно уже не были вместе…
— Можно? — прерывают наш разговор вошедшие Лена с
Гришей. — Ты как, милая? — присаживается она на стуле, который вежливо освободил Дима.
— Нормально, — слегка улыбаюсь я.
— Ты здорово нас напугала, Миша с твоими родителями уже едут.
— Я рад, что ты в порядке уже, — говорит Гриша, и они с Котовым выходят из палаты.
— Как ты умудрилась? Почему не сказала, что беременна? — спрашивает Ленка.
— Я сама не знала, не понимаю, как я могла не понять, видимо, голова была забита не тем.
— Это ребёнок Димы, да?
— Выходит, что так.
— Он от тебя не отходил всю неделю, я видела, как он плачет, пока курит, не спал почти, нормальной еды не ел. Я точно могу сказать, что его чувства к тебе настоящие и реальные, — она говорит, а у меня слёзы по щекам.
— Надо было мне забеременеть и попасть в аварию, чтобы он понял. Знала бы, сделала это раньше, — начинаю смеяться, и Лена вместе со мной.
— Дурында, — с улыбкой говорит она, — Больше так не делай, пожалуйста, хорошо?
— Хорошо.
Заходят парни, и Гриша говорит, что им пора.
— Мы к тебе ещё зайдём, — говорит Лена.
— Выздоравливай! — улыбается Гриша, и они уходят.
— Тебе что-то нужно? Может, хочется что-нибудь? — спрашивает Котов, гладя меня по голове.
— Нет, спасибо.
— А он ничего не хочет? — спрашивает он, положа руку на живот.
— Опыт подсказывает? — не подумав, спрашиваю я, и он меняется в лице.
— Слушай… — начинает что-то говорить.
— Как вообще ты объяснял ей твоё отсутствие? — прерываю я.
— Мы разводимся, — выпаливает он.
— Что? — выпучиваю глаза.
— Да.
— Котов, пожалуйста, не надо, я не хочу быть той, кто разрушает чужие семьи, — прошу его.
— Она сама предложила. Я поехал домой, чтобы поговорить с ней о разводе. Я решил развестись, даже если ты не захочешь быть со мной. Но она сама предложила, сказала, что больше не может и не хочет жить с человеком, который её не любит.
— А как же сын?
— Останется с ней, и я смогу брать его, когда захочу. Слушание должно было быть на прошлой неделе, но я перенёс его на неопределённый срок, не хотел оставлять тебя. Я договорюсь на этой неделе. Остался один вопрос только, — он смотрит в мои наполненные слезами глаза, — Почему ты плачешь? Тебе нельзя волноваться.
— Не знаю, наверное, гормоны уже, — я всхлипываю, и он вытирает слёзы с моих щёк. — Какой вопрос? — спрашиваю я.
— Что?
— Ты сказал, что остался один вопрос.
— Ах да. Вопрос, — он пару секунд молчит. — Я хочу быть с тобой всегда, я тебя люблю, Саша, и я надеюсь, что ты дашь мне шанс. Прости, что я был таким трусом, прости, что не сказал тебе этого раньше, прости за всё…
— Дим, — перебиваю его я, — я мечтала услышать эти слова с тех пор, как тебя встретила, и в том, что мы потеряли столько времени, есть и моя вина, я тоже та ещё трусиха: если бы я сказала о своих чувствах, может, всё было бы по-другому. Но ты не должен ни о чём жалеть, у тебя есть прекрасный сын, значит, всё было не зря.
— Да, это точно, это единственное, о чём я не жалею. Так что? Будем ждать рождения нашего ребёнка вместе?
