Интуиция ее не подвела. Вымазавшись в пыли, перебрав груду вещей, бумаг, старых тряпок и ящиков, они все же обнаружили то, что искали. Большая картонная коробка нашлась под самым потолком. Мэри, взобравшись по полкам, дернула ее на себя. Коробка подалась и рухнула вниз. Крышка отскочила, и на пол высыпались какие-то вещи.
Мэри и Артур, опустившись на четвереньки, застыли над ними. Черная, пахнущая старой кожей куртка, шкатулка с украшениями. Мэри пропустила сквозь пальцы тонкую золотую цепочку, посветила фонариком на кулон в виде сверкающей капли.
– Это точно вещи твоей матери? – спросил Артур.
– Не знаю… – протянула она. – Я не помню ничего. А это что?
Сунув руку в коробку, она вытащила из нее старинную куклу в обветшалом розовом платье.
– Кукла! Помнишь, Виктор говорил? Ах да, ты же по-русски не понимаешь… Посвети мне!
Было в этой кукле что-то смутно знакомое. В этих ее мягких светлых волосах, в фарфоровом личике, через которое тянулась большая трещина. Будто бы когда-то она уже видела ее, мечтала заполучить, но трогать ее было нельзя, только смотреть издали…
Мэри повертела куклу в руках, и головка ее вдруг распалась на две половинки. Наверное, когда коробка упала, трещина совсем раздалась. Как жалко…
– Погоди, там что-то… – Артур протянул руку и дернул за торчащий из осколков фарфора бумажный уголок.
Мэри расширенными от волнения глазами смотрела, как он вытянул из расколотой куклы несколько листков. Один – какой-то официальный бланк, с убористо напечатанным текстом и какими-то цифрами. Другой – желтый, почти истлевший, исписанный от руки аккуратными ровными буквами – по-русски.
– Это письмо, – срывающимся голосом прошептала Мэри. – От мамы?
Разбирать написанное от руки было сложно, но миссис Строганова, ее преподавательница русского языка родом из России, учила их и этому. Мэри с трудом прочла первую фразу: «Милая Оленька!» Оленька… Значит, это письмо маме. От кого? Виктор сказал, что кукла была единственной памятью, доставшейся ей от родителей. Неужели от них?
Она разложила листок на коленях и, светя на него фонариком, начала вчитываться в строчки.
«Милая Оленька!
Мне хочется верить, что тебе никогда не придется читать это письмо. Что мы с папой расскажем тебе обо всем сами, когда ты вырастешь. Но если этого не случится, я хочу, чтобы у тебя все-таки была возможность узнать обо всем от нас. Прости нас, меня и твоего отца, если сможешь. И знай, что мы очень тебя любим, ты – самое дорогое, что у нас есть.
Оленька, твой отец был военным, прошел Афганистан. Но после запутался. Время было сложное, не всегда было ясно, на чьей стороне правда. Человек прямой и честный, он попал в игры сильных мира сего и вынужден был выполнять их задания. Ему приходилось убивать людей по приказу, иначе убили бы его самого. Но отец знал, что рано или поздно это все равно произойдет, и искал способ сохранить свою жизнь. Ради тебя и меня, Оленька. Однажды ему поступило задание убрать одного очень влиятельного человека из-за границы и забрать у него пакет документов. Отец так и сделал, но документы не сдал, а бежал вместе с ними из страны. Он считал, что это поможет ему сохранить жизнь, что эти документы станут гарантией его и нашей с тобой безопасности.
В этих документах, Оленька, содержатся материалы о крупном месторождении полезных ископаемых на границе с Афганистаном. Никаких разработок там еще проведено не было. Отец хорошо знает эти места, служил там. Он мечтает о том, что сможет организовать там добычу этих полезных ископаемых, построить завод. Тогда все мы – и ты, и я, и он – сможем жить счастливо и безбедно до самой старости.
Эти документы, Оленька, дороже денег, им нет цены. И потому мы с отцом приняли решение спрятать их в ячейке швейцарского банка.
Я очень надеюсь, что однажды мы заберем их оттуда все вместе. Но если этого не случится, здесь, в кукле, спрятана квитанция из банка с кодом нужной ячейки. Просто покажи ее служащему, и он объяснит тебе, как забрать папку.
Оленька, завтра мы вылетаем в Россию. Мы едем за тобой, доченька моя. Как же мы с папой по тебе соскучились. Мне не терпится тебя обнять. Ты теперь, наверное, совсем уже большая и, может быть, не помнишь меня. Но я думаю о тебе каждый день, каждую минуту, Солнышко мое ясное. Даже не верится, что уже завтра мы, наконец, снова будем вместе.
Люблю тебя больше всего на свете.
Целую крепко-крепко,Мама».– Что там? Что в письме? – нетерпеливо спросил Артур, дергая Мэри за рукав дедовского пальто.
И девочка подняла на него глаза, порадовавшись, что в темноте он не видит блестевших на щеках слез.
– Это все правда, ты понимаешь? – хрипло произнесла она. – Он сказал мне правду. Виктор… Моя мама была из России. Ее родителей убили. И ее, ее убили тоже. Бабушка ничего не говорила мне. А ведь он, может быть, еще жив…
– Кто? – не понял Артур.
– Ну он, этот человек. Олег Рогов… Тот, кто убил мою маму. Возможно, ему удалось выжить. И он живет где-то, радуется, что вышел сухим из воды. А моей мамы уже нет…
– Послушай, – начал Артур, напуганный незнакомым выражением на ее лице. – Ну какая теперь уже разница? Столько лет прошло…
– Разница есть, – медленно произнесла Мэри, прижимая к груди разбитую куклу. – Если он жив, клянусь тебе, я найду его. И он еще пожалеет… Пожалеет о том, что сделал. И никто мне не помешает. Никто не встанет на пути. Вот здесь, – она указала на типографский листок с печатью, – мое наследство. Наследство Фараона. Его никто у меня не отнимет. Я вырасту и сама буду решать, как мне жить. И если только этот Рогов где-то прячется, я его достану. Хоть из-под земли.
Артур судорожно сглотнул. Глаза Мэри блеснули в темноте, и ему на мгновение показалось, что в них промелькнуло что-то хищное, свирепое. Это был взгляд волчонка, привыкшего идти до конца и не давать пощады врагам.
И в ту же секунду над головами у них зажегся свет. Мэри и Артур сощурились. В дверях, прямая как палка, стояла миссис Бериша-Казантакис, в длинном до полу вишневом халате, с собранными на затылке седыми волосами. Даже разбуженная посреди ночи, поднятая шумом с постели, вид старуха имела несгибаемый и величественный. И до смешного походила на висевший в холле у лестницы портрет собственной бабки, грозной старухи в викторианских бриллиантах, некогда державшей в страхе всю семью.
– Прекрасно, – медленно произнесла она, окинув взглядом учиненный на чердаке разор, вымазанную грязью и пылью внучку, облаченную в дедовское пальто, и сидящего рядом с ней на полу Артура. – Превосходно. Именно так и подобает вести себя детям из благородных семей. Артур, не такого я ожидала от молодого лорда Кэмпбелла. Мэри, только посмотри, на кого ты похожа! Ты что, забыла, как нужно себя вести, забыла, кто ты такая?
– Наоборот, вспомнила, – веско произнесла Мэри, поднимаясь с пола.
