Мальчики глазеют.
– Что?
– Как вы это сделали?
– Это? – Делю колоду заново, повторяю.
– Ага.
– Ты не научил детей тасовать? – обращаюсь к Оскару.
– Мы тасуем.
– Мы вот так. – Джон делит колоду пополам и пытается воткнуть одну половинку в другую боками.
– Стоп. – Вежливо забираю у него колоду. – Никогда так больше не делай. Это стариковская тасовка, и ее нельзя делать, пока не стукнет девяносто три.
– Эйджистка, – говорит Оскар, переворачивая куриные палочки. – Двенадцать минут.
– Ладно, – говорю я им. – У каждого из вас по шесть минут на обучение.
Первым вручаю колоду Джесперу, Джону от этого неймется, а Джесперу неловко. Он привык, что тропу прокладывает Джон, идет в неведомое там, впереди. Первые несколько раз я беру его руки в свои и мы проделываем это вместе, а затем устраняюсь. Пальцев у него едва хватает на длину колоды, карты разъезжаются ножницами, мостик ломается.
– Не могу.
– Попробуй еще раз.
Пробует.
– Не могу.
– Можешь. Еще раз.
С пятой попытки получается. Щелк, вжик.
– Папа, смотри. Смотри!
Подходит Оскар, встает у края ковра.
Через несколько попыток у Джеспера опять получается. И еще раз.
– Ух ты, Джес. Ну ты даешь, – говорит Оскар. – Вот бы меня кто научил в пять лет такому. Мне бы сейчас не было девяносто три.
Улыбаюсь, но взгляд не поднимаю. У меня всего несколько минут, чтобы обучить Джона.
Он не дает мне делать это вместе с ним, но через несколько попыток схватывает сам. Они передают друг другу колоду, упражняются, усваивают, ручонки с каждым разом все увереннее. Джону удается особенно крутой мост, тарахтит вниз с прекрасным “шаш-ш-ш-ш-ш-ш-ш”.
Смотрят друг на друга.
– Как круто, – говорит Джеспер.
– Это очень, очень круто, – говорит Джон.
– Ладно. А тавола[4], – говорит Оскар.
– В “фараона” после ужина? – говорю я.
– После ужина читать и спать, – говорит Оскар. Показывает на стул, где мне полагается сидеть, напротив него и рядом с Джеспером. – Пять кусков огурца на каждую куриную палочку, – говорит он сыновьям.
Мы передаем друг другу тарелки с едой. Куриные палочки золотисты и жирны. Макать огурцы можно в два соуса на выбор – в фермерский и итальянский. Все очень вкусно. Вытягиваю из мальчишек истории: про тот день, когда Джон сел не в свой школьный автобус, про то, как Джеспер однажды прилег поспать и проспал до завтра, про вечер, когда они захлопнули дверь за нянечкой и оставили ее на улице.
– Расскажи историю про медсестру Эллен, пап, – говорит Джеспер.
– Это история на ночь, а не за ужином.
– Расскажи! – говорит Джон.
– Расскажи! – говорит Джеспер. – Кладет руку мне на запястье. – Это очень смешно.
Оскар не хочет рассказывать эту историю. Глядит в тарелку и качает головой, но мальчишки настаивают, он смотрит на Джона и спрашивает:
– Ты правда хочешь?
Джон кивает.
– Когда их мама, моя жена Соня, лежала в больнице, там были хорошие медсестры и плохие медсестры.
– Там были счастливые медсестры и грустные медсестры, – говорит Джон.
– Там были толстые медсестры и худые медсестры, – говорит Джеспер.
– И была медсестра Эллен.
– Медсестра Эллен была злая.
– Она была жестокая.
– Она была сердитая.
– Она всех ненавидела.
– Но больше всех она ненавидела детей, – говорит Оскар.
– Детям нельзя по утрам!
– Детям нельзя после обеда!
– Их приходилось протаскивать тайком. На каталках, в корзинах с бельем, в мешках от пылесоса и под колпаками на подносах с едой.
– Папа приходил один, и мама кричала: “Ты не привел ребят!”
– И тут мы выскакиваем!
– Когда слышали, что идет медсестра Эллен, мы прятались у мамы под одеялом.
– Надо было тихо-тихо.
– “Я чую детей!” – гремела она.
– И папа говорил: “Нет никаких детей сегодня”.
– Мы пытались завоевать ее сердце, – говорит Оскар.
– Мама говорила: “Она любит машины”.
– И папа купил ей книгу про автомобильные гонки.
– Мама говорила: “Она любит космос”.
– И Джон подарил ей свою космонавтку из “лего”.
– Мама говорила: “Она любит зверей”.
– И Джеспер отдал ей свою собачку с выдвижными ушами.
– Но ее ничего не удволетворяло.
– Удовлетворяло.
– Удовлетворяло.
– Ни цветы.
– Ни шоколадки.
– Ни “слинки”, ни “бинки”, ни “твинки”.
– Но тут…
– Но тут в один прекрасный день папа принес маме мороженое.
– Мятное мороженое.
– Но в тот день мама очень разболелась.
– Слишком разболелась, есть не могла.
– Показала на медсестру Эллен.
– И папа отдал мороженое ей.
– И медсестра Эллен разулыбалась от уха до уха.
– Как никогда ни до, ни после.
Тут они умолкают хором, и возникает ужасная тишь, которую я не желаю нарушить, но знаю, что придется, – дают язычнику слово после своей литургии.
– Это прекрасная история.
– Она честная. Так все и было, – говорит Джон.
Рука Джеспера все еще у меня на запястье, держит крепко.
– Тарелки в мойку, – говорит Оскар.
Джон встает, забирает две тарелки. Джеспер отпускает меня и берет две другие. Между нами остаются стаканы с водой. Оскар кладет подбородок на ладонь. Вскидывает на меня брови.
– И это сокращенная версия.
– Как же мне жаль.
Кивает. Взгляд рассеян.
Джон и Джеспер воюют за пульверизатор у мойки. Оскар замечает это и говорит:
– Наверх. Оба наверх.
Мальчики оставляют пульверизатор и направляются к лестнице.
– Скажите “спокойной ночи” Кейси.
Говорят мне “спокойной ночи”, и их хочется обнять, но остаюсь на своем месте.
– Крепких снов.
