– Знаешь, – сказала она, стоя на пороге своего подъезда, – если бы ты спросил меня, что я делаю тут, в баре, одна, в такое время, это был бы самый худший из всех возможных вопросов.
– Поэтому я его и не задал. – Пауза, во время которой я наконец заметил цвет ее глаз. Серо-зеленый. Как у Балтийского моря, очень давно, в детстве. – Я и так знал, что ты там делаешь.
– То же, что и ты.
– Я могу попросить у тебя телефон?
– Можешь! – Она заливисто расхохоталась.
– Прошу.
Я курил, глядя на часы Центрального телеграфа, и улыбался, уже зная, как называется испытанное в такси состояние. Я был абсолютно счастлив. Имелась небольшая проблема: бомж появился снова. Было бы хуже, если бы я нашел в себе силы спустить курок? Не знаю. Я был уверен лишь в том, что никогда больше не буду участвовать в этом скотстве. Я выйду из комнаты, если разговор зайдет об охоте. Я буду делать вид, будто этого никогда не происходило. Я забуду. Я никогда не смогу убить человека.
Половина седьмого утра Тверская только наполнялась потоками машин, некоторые, останавливаясь, выплевывали первых утренних клерков, покупавших в ларьках сигареты или свежую прессу или заходивших в здание телеграфа, чтобы положить деньги на мобильный. Этих людей еще не успела посыпать пеплом будней трудовая неделя. Они были свежевыбриты, пахли одеколоном и уверенностью в собственных силах. Даже в том, как они брались за массивную ручку входной двери, было что-то от олимпийцев. Корпоративных чемпионов, стремящихся обаять, а после поиметь весь мир. Уверенных в том, что если весь город еще не завидует им, то только потому, что просто не успел проснуться.
…Я очень хорошо помню день, когда впервые попал под очарование корпоративной культуры. Летом 1998 года мы сидели на летней площадке бара «Вудсток», находившегося на углу Тверской и Камергерского. Рядом за столиком сидели девицы и парни в деловых костюмах, пили джин с тоником и говорили о работе, пробрасываясь словечками типа «митинг» или «сейлс таргетс» или еще что-то в этом роде.
Мы были с приятелем, таким же студентом, как и я, пили пиво и жадно ловили каждое слово этих сверхлюдей. А между столиками фланировала промо-девушка и собирала в огромную стеклянную колбу визитки гостей для участия в лотерее с каким-то супер-призом. Когда она подошла к нам, мы что-то невнятно пробормотали и уткнулись в тарелки, потому что у нас не было визиток, но девушка все никак не отходила от столика, решив, что мы не слышим вопроса или не понимаем, для чего у нас просят наши визитки. Кажется, у меня в тот момент покраснели уши.
А из бара доносились раскатистые аккорды Кarma Police из только что вышедшего альбома Radiohead «OK Computer», и парень из-за соседнего столика опустил в колбу визитку с надписью «Noble Gibbons», и название этой компании произвело на меня такое магическое впечатление, что я с минуту не мог отвести глаз от колбы. Сидел и перекатывал во рту: «Noble Gibbons», «Noble Gibbons», «Noble Gibbons». Все парни вокруг носили тогда темные костюмы, голубые рубашки и желтые галстуки, а все работающие девушки одевались исключительно в брючные костюмы жемчужно-серых тонов и белые приталенные рубашки. И мне казалось это не просто крутым или сексуальным, но чем-то недоступным и оттого безумно притягательным.
А потом наши соседи завели разговор о вещах совсем уж непонятных – корпоративных машинах, мобильных телефонах, «соцпакетах», – в общем, обо всех тех заманухах, которые сейчас воспринимаются как само собой разумеющееся, в те дни казавшихся манной небесной. Особенно нам – поколению, которому никто никогда ничего не давал бесплатно. Тогда я еще не знал, сколько нам всем придется заплатить впоследствии за эти фантастические ништяки.
Но тогда мы, забыв о приличии, развернулись в сторону соседнего стола и «сделали уши». И мне до зубовного скрежета захотелось попасть в касту людей, работающих в иностранной корпорации, сидящих в офисе категории «А», посещающих бизнес-ланчи в кафе, расположенных внутри Садового кольца, носящих желтые галстуки и голубые рубашки. Пожалуй, ради этого я согласен был бы даже надеть женскую, приталенную.
На стеклянном глобусе над крыльцом Центрального телеграфа играли солнечные блики, по Тверской сновали очень занятые люди. Все они были молоды и успешны, но меня среди них не было. А из Камергерского тем временем спустился мужчина лет тридцати, волочивший кучу прозрачных пластиковых мешков с вещами из химчистки. Он был одет в строгий серый костюм, белую рубашку, но без галстука. На его груди болталась пластиковая карточка-пропуск. Не доходя до наших столиков, он игривым голосом спросил у одной из соседских девиц:
– Still lunching, Svetlana? Come back to the office, I miss you.
А она ответила ему:
– Miss me? O, Martin, there you’ve been all my life?
И я просто рот раскрыл, влюбившись в этот диалог, и в эту девушку, которая столь легко флиртует со своим боссом по-английски, и в этого босса, который настолько хорош, что может лишь слегка пожурить подчиненную за долгий обед. И я ждал, что их диалог продолжится, приоткрывая дверь в манящий меня мир еще на пару сантиметров (или дюймов?), и я узнаю еще чуть-чуть об этих интересных и недосягаемых людях. Но Мартин пошел дальше, а Светлана вполголоса сказала своей подруге:
– Козел, блин…
И эта ее агрессия оказалась за рамками моего понимания, но тогда я так мало знал о вселенной этих замечательных людей. В тот вечер я больше не пил. Я сидел с полупустой кружкой пива и завидовал каждому проходящему парню в желтом галстуке. Я очень надеялся на то, что мой офис категории «А» просто еще не построили.
А из динамиков все неслось и неслось: – Кarma police —
I’ve given all I can
It’s not enough
I’ve given all I can —
But there’s still on the payroll…
This is what you get
This is what you get
This is what you get
Then you mess with us…
И то лето было очень жарким. А в августе грянул пресловутый финансовый кризис, и все резко перестали обсуждать корпоративные машины и «соцпакеты», перейдя на более приземленные вещи. И парни в желтых галстуках надолго исчезли с летних веранд и променадов. Чтобы не дразнить мою зависть, надо полагать…
Крысиные бега
Все настолько нестабильно
В наши стабильные времена,
Что может раздаться звонок на мобильном,
И – оба-на!
О. Груз
It’s a maze for rats to try
It’s a maze for rats to try
It’s a race, a race for rats,
A race for rats to die.
Placebo. Slave to the Wage
13
Все «хорошее» в офисе, как правило, происходит в пятницу. На вторую половину пятницы обычно назначают важные производственные совещания, или подведение итогов, или «корпоративные университеты» или объявление новых планов, стратегических задач, или «изменения в философии компании» (в таких случаях ты еще с утра получаешь по почте двадцатистраничный документ, озаглавленный «С мыслями о будущем», или «Новые горизонты», или еще того хуже). Такое впечатление, что начальству неуютно жить с ощущением, что в календаре есть такие нелепые дни, как выходные. Поскольку достать тебя во время уикенда крайне затруднительно, они делают все, чтобы испортить его ожидание. Сделать так, чтобы в пятницу вечером «никто не ушел обиженным».
