– А говорили, ты, Васенька, месяц уже в командировке какой-то, носа домой не кажешь, – мягко улыбнулась она, протягивая пакеты с обновками.
– Почему не кажу? Был на днях. Братаны и без меня огород посадили, – поспешил оправдаться Васька, незаметно дергая Нину за рукав, мол, линяем.
– А это ж родственница твоя по папке, наверное, да? – тетя Лена предусмотрительно перегородила выход своей дородной фигурой.
Нина отчего-то напряглась – что он скажет, как ее представит, отшутится или соврет, или…
– Это, теть Лен, жена моя… будущая, – гордо приобнял Нину жених.
– Да-а-а, а мамка-то знает? – протянула тетя Лена, таким тоном, словно Кабачку не тридцатник, а лет десять, и он по неосторожности порвал штаны.
– Само собой, – усмехнулся Васька.
– А ты этой тете Лене соврал, ну, что родители знают про нас? – осторожно спросила Нина, когда машина переехала мост, заворачивая уже к Веселовке.
– Почему соврал? Они знают, после крестин поедем знакомиться. Тут спешить надо, а то в таком платье уведут тебя, «а» не успею сказать, – озорно подмигнул ей Васька.
– Тебе правда понравилось?
– Совсем без платья лучше, но в платье тоже ничего.
Он сегодня был в ударе, сыпал шутками, ласкал взглядом и отчего-то слегка волновался. Особенно когда они заехали к нему на квартиру забрать рубашку на банкет и служебную форму. Обход бабушек, чтобы быстрее вызвать их на откровенность, Васька решил завтра делать официально, при погонах.
Квартирка была совсем крохотной, конечно, для холостяка вполне себе приличная и уютная, но Нина с сожалением отметила, что ни кроватку, ни коляску здесь уже не поставить, да и двуспальная кровать отберет значительную часть площади, а если Колобок-Рексик вымахает в огромную собачищу...
– Ну как? – осторожно спросил Васька.
– Очень хорошо, – соврала она, чтобы не огорчать своего мужчину.
Теперь Нина в тайне от Кабачка рассуждала, что если бы удалось продать это коммунальное чудо, и перебраться в Веселовку, то можно было бы погасить кредит за машину и ипотеку выплачивать не пришлось бы, и деньги по земской программе не возвращать, сплошные плюсы. А на работу Васька каждый день мог бы добираться и на машине, полчаса до райцентра – это и не расстояние вовсе. Но как ему это предложить? Он с такой гордостью показывал ремонт на балконе и встроенный шкаф, и классный вид на лес из окна. Ну не могла Нина его обидеть. «Как-нибудь разберемся», – отмахнулась она от себя.
Вообще Васька раскрывался ей все с новой и с новой стороны: на вид раздолбай, весь на шуточках, несерьезный, а на самом деле – крепко стоящий на ногах мужик, без иллюзий и розовых очков, в меру хозяйственный, без фанатизма, в меру разгильдяистый по мелочам. С ним Нине было легко и, насколько это было возможно в сложившейся ситуации, относительно спокойно. Сейчас она была убеждена, что никто ее не посадит, Васька во всем разберется и обязательно выведет всех злодеев на чистую воду. «Как я могла поверить, этой странной даме?» – мысленно удивлялась она, улыбаясь Кабачку.
Машина неуверенно перелезла через земляной гребень, съезжая с асфальта на грунтовку родной улицы. Вот и дом.
– Уже и спать хочется, – зевнула Нина.
– А чай? Чайку попьем? – Васька плавно развернул авто, чтобы закатить во двор.
– Обязательно попьем, с мятой, – Нина побежала отворять ворота.
– Да я бы сам открыл, – в спину проворчал ей Васька.
Обнявшись, с пакетами, нагруженными вещами, они пошли к крыльцу и замерли.
На пороге, опустив голову на колени, сидел мужик. И хотя лица не было видно, и сама фигура незнакомца терялась в набежавших сумерках, Нина сразу узнала знакомую кудрявую шевелюру. Что-то неприятно кольнуло в груди.
– Это что за чучело? – присвистнул Васька. – Эй, мужик, тебе чего?
Незнакомец оторвал лицо от колен и поднял на хозяев замутненный взгляд, на Нину пахнуло крепким перегаром.
– Закружились девчонки-мальчишки в вихре безудержной страсти, –выдал гость, смешно дергая курносым носом.
– Чего? – не понял Васька.
– А меня они оставили плакать, сидя на стиральной машине в ванной – речитативом протараторил кудрявый и попытался подняться, неумело хватаясь за перила, но снова плюхнулся на порог. – Поступили жестоко. Обломали крылья, – вдруг загорланил он во все горло. – И оставили плакать, забывая про совесть. Что же это такое, где же правда, люди? Я один в поле воин. Справедлив и…[1], – энергия вышла в крик, гость обмяк и снова уронил голову на колени.
– И спокоен, – мрачно закончила за кудрявого Нина.
– И кто это? – скрестил руки на груди Васька.
– Петр Налич, – выдала Нина.
– Кто?! – поперхнулся Васька.
– Песня Налича, мне очень нравилась, – прошептала она, – а Пашка ее терпеть не мог, говорил, что она глупая.
– Понятно, – Васька рывком поднял на плечо безжизненное тело.
– Вася, ты куда его? Не надо! – перепугалась Нина. – Он же пьяный.
– Вот и поспит с Колобищем на веранде, проветрится как раз. Я бы его и на стиральную машину уложил, как он просил, да здоровый зараза, не поместится. Открывай, занесу.
– Осторожно, – подхватывая пакеты, побежала за Кабачком Нина.
– Да ничего с твоим бывшим не случится, – огрызнулся Васька.
– Спину сорвешь, он тяжелый, – с укором произнесла она.
– Не дождется, одеяло принеси, чтобы не застудился «бедненький».
Колобок, учуяв резкий запах, улизнул в дом, а пара продолжала стоять над храпящим гостем.
– Надо его жене позвонить, а то будет беспокоиться, – выдала Нина. – Вась, позвони, а?
– Только ради тебя.
Он обшарил Пашкины карманы и извлек мобильник. К счастью, тот оказался не запароленным.
– Света, Женя, Катя, – на распев прочитал он, – и которая из них жена? А вот – «Любимая». Будем звонить любимой.
В сумке у Нины надрывно зазвонил телефон.
– Алло? – ответила она на вызов.
– Вот и поговорили, – мрачно произнес ей из динамика Васька.
Нина с досадой прикусила губу.
– Как его жену зовут, не помнишь?
– Н-нет, – напрягла Нина память, – но Света, это двоюродная сестра, Женя – это парень.
– Тогда звоним Кате.
– Да, ее Катя звали, – вспомнилось Нине, – как Екатерину Великую, он еще сказал, что у нее царственное имя.
– Царица, говоришь? Сейчас побеседуем с этой царицей, – Васька снова позвонил.
– Просто скажи, что ты друг, и он у тебя ночует, ладно? – засуетилась вокруг него Нина.
– Разберемся, «Любимая», – окинул он ее ироничным взглядом.
