Мы повернулись одновременно и посмотрели друг другу в глаза. Что я хотела там увидеть? Сожаление? Раскаяние? Это бы что-то изменило?
— Отпусти меня, Рома. Я ведь ничего тебе не сделала.
Должанов тяжело сглотнул.
— Не могу.
— Почему ты так поступаешь со мной? За что? Ты отравил мою юность, Рома, потом унизил как женщину, теперь пытаешься посадить на цепь. Для чего? Почему меня? — я говорила удивительно спокойно, но горечь сказанных слов жгла горло. Я и правда хотела понять, где именно перешла ему дорогу, что всё обернулось именно так. — Ты ведь меня даже не любишь. Ты никого не любишь.
Должанов потушил окурок в пепельнице и засунул руки в карманы брюк. На меня он больше не смотрел, вглядываясь в мутное беззвёздное небо.
— Я и сам бы хотел знать ответы на твои вопросы, Аня.
Надо же, даже по имени меня назвал.
— Ты права, я эгоист. Но я умею любить. Позволь мне… — он повернулся и протянул ко мне руку, но я тут же отступила. Одна мысль о его прикосновении вызвала дрожь. Внутри всё заныло и затрепетало от страха.
Должанов сжал пальцы в кулак и опустил руку, нахмурился.
— Не бойся меня, Фенек, я ничего тебе не сделаю. Всё, что произошло… Мне так жаль, Аня, я хотел бы всё исправить, хотел бы вернуть время назад.
— Но ты не можешь, Рома, — сталь в собственном голосе удивила. — И не хочешь. Не лги сам себе. Иначе бы уже давно остановил тот спектакль, что происходит в гостиной.
— Ты права. Не могу. Мне так же, как и тебе, поставили условия.
О да. Компания. О каких чувствах и жизнях других людей может идти речь, если это может негативно повлиять на контракты «Ситистроя». Шумиха в прессе и бизнес-кругах сильно подмочат репутацию строительного гиганта, так что почему не похоронить чью-то жизнь? Не замести мусор под коврик.
— Что тебя лишат тёплого местечка у папочки под крылышком? — я рассмеялась. Нервно, но Должанову не понравилось. Отлично. — Поэтому взрослый мальчик должен отработать свой косяк. А то мало ли…
— Прекрати! — Роман сжал мои плечи, а я чуть не задохнулась. Оттолкнула его со всей силой, на которую была способна.
— Не прикасайся ко мне. Никогда.
Сжав дрожащие пальцы, я поспешила убраться подальше. Делить столь малое пространство с ним невыносимо.
38
Роман.
В субботу в восемь утра на улицах не особо людно. А в помещении спорткомплекса «Чёрный Дракон» так вообще никого. Почти.
— Здравствуйте, Роман Игоревич, — администраторша на посту едва не зевнула. — Алексей Викторович в зале.
Кивнув девушке, мы с Белым проходим по узкому коридору и попадаем в большой светлый зал, по которому эхом разносятся глухие удары по груше.
Друг занят, и нас не замечает. Или делает вид, что не замечает — это в его стиле. Лекс не любит, когда его отвлекают от тренировки.
Вообще, он здорово изменил это место, когда стал владельцем. И теперь тут нет ни подпольного БДСМ-клуба с его аукционами, ни нелегальных боёв. Шевцов вымел всё это дерьмо к чертям собачьим, и теперь шаг за шагом восстанавливает репутацию отличного спортивного комплекса.
Валик остался разглядывать снаряды, а я обошёл друга сбоку, чтобы не схлопотать его фирменный хук в нос, и опёрся на стену рядом с грушей. Лекс закончил серию ударов и остановил снаряд, потом снял маску, утёр пот и уставился на меня.
— Ты чего такой взвинченный? — мало кто тренируется до упаду в субботу в восемь утра. — Снежинке опять нельзя?
— Да капец, — Лёха стащил перчатки и отбросил их в сторону. — У меня уже крышу рвёт. Малая слишком активная, и врачи боятся, что может перевернуться и так и остаться до родов в неправильном положении. Ещё три месяца ждать. У меня токсикоз уже нахрен.
— Успеете ещё, — попытка подбодрить не защитана, потому что Шевцов внимательно посмотрел и нахмурился.
— А ты тут какого хрена делаешь, Ромыч? Ещё и этого попугая притащил, — Лёха кивнул на Белова. У них взаимная неприязнь. — Во сколько роспись?
— В два, — я отвернулся и уставился в окно. Действительность накатила, отравляя воздух вокруг. — За Аней заезжаем в одиннадцать.
Лекс пару секунд смотрел молча, и у меня даже проскочила мысль, что сейчас он мне снова врежет. Но Шевцов только мрачно покачал головой и упёрся руками в батарею рядом со мной, продолжая восстанавливать дыхание.
— А чем отец поимел тебя, чтобы заставить жениться?
— Рассказал про её деда, — я снова отвернулся к окну. Смотреть другу в глаза непросто. — Заблокировал все мои счета, а потом сказал, что пустит её по миру. Знаешь, Лёха, я за всю свою жизнь и подумать не мог, что отцу «Ситистрой» дороже сына. Я накосячил, да, тут и говорить не о чём. Но почему он так взъелся? Отец никогда не ставил мне ультиматумы, и никогда фирма не была для него ценнее семьи. Я все силы вкладывал в дело его жизни, а сам остался на нуле, как только папеньке что-то не понравилось.
— Знаешь, Ром, — негромко начал Лекс после короткого молчания, будто не хотел мне этого говорить. — Это не значит, что я с этим согласен. Ты знаешь моё отношение. Но думаю, что отец твой кое в чём прав. И сдаётся мне, не только в фирме тут дело.
— Не понял, — я посмотрел другу в глаза. — Ты сейчас о чём?
— Ты знаешь Ирландо. Даже несмотря на то, что она и сама к тебе неравнодушна ещё с самой школы, Анька бы тебя на пушечный выстрел к себе не подпустила после всего. Никогда. А такой ход со свадьбой — единственный вариант тебе её удержать, если конечно ты сделаешь всё правильно и не накосячишь снова. Думаю, твой папаша именно эту цель преследует в первую очередь.
Я смотрел на Лекса не сказать, чтобы в шоке, но друг предположил то, чего я не ожидал. Не скажу, что не думал малодушно о том, что это хоть какой-то шанс попытаться что-то исправить.
— Легко тебе не будет, бро, так что самое время подумать, что будешь делать. Если, конечно, тебе это в принципе нужно. А если нет — отпусти её.
— Я не смогу, Лёх. Не смогу отпустить её.
Шевцов пожал плечами, а потом хлопнул меня по плечу:
— Зови попугая, Ромыч, и поехали. Тебе пора собираться.
***
Валик был в курсе ситуации лишь в общих чертах, поэтому не знал, как себя вести. Привычно по-клоунски не котировалось, с поздравлениями борщить не стоило, но и постное лицо тоже было ни к чему. Поэтому, пока он, как свидетель жениха, пытался найти золотую середину и изгалялся под Аниным подъездом перед соседями о том, что ему надо выкупить невесту, я всё не решался выйти и увидеть её глаза, полные обиды, разочарования и злости. Лекс прав, это мой единственный шанс попытаться удержать её, шанс что-то исправить. Она будет злиться, ненавидеть меня, но она будет рядом, а значит, я могу хотя бы попытаться.
