– Мы с твоей мамой, – продолжил папа, вырывая меня из мыслей о Трише, – поженились, когда она забеременела.
– То есть, ты не собирался жениться? – спросил я, впервые слыша эту историю.
– Мы встречались всего три недели, и еще даже недостаточно знали друг друга, Адам. Поэтому, конечно, у меня не было в планах жениться. Но потом родилась Эмма, а следом и ты через несколько лет. Мы так и остались вместе.
– Так ты никогда не любил ее? – с болью в голосе спросил я.
– Я всегда любил твою маму, Адам. Но не так, как должен мужчина любить свою женщину. Не как просто удобную и неотъемлемую часть твоей жизни, как друга или как соседа по кровати. Женщина должна быть для мужчины центром мироздания, понимаешь? Ты должен хотеть поклоняться ей и видеть только ее. У нас с твоей мамой, к сожалению, такого не было.
– Ну, у нее, похоже, было, – отозвался я, вспоминая ее рыдания после ухода отца.
– Адам, я не могу отвечать за чувства других людей. Мне бы хотелось любить твою маму так, как она того заслуживает, но я не могу заставить свое сердце биться в другом ритме о велению мозга.
– Тогда почему ты так долго тянул с уходом?
Я незаметно сжимал под столом кулаки, и разжимал их, стараясь глубоко дышать, чтобы не давать злости вырваться наружу. Так же поступают взрослые? Контролируют себя и не дают гневу управлять твоими поступками.
– Адам, ты можешь осуждать меня, но я привык так жить. И даже смирился с мыслью, что так проживу свою жизнь. А потом встретил Терезу и понял, что значит любить по-настоящему.
– Ты раньше изменял маме?
– Нет. Никогда, – твердо ответил отец, и я ему поверил. Он не отводил взгляд, не тушевался, смотрел прямо на меня и отвечал спокойно. Это внушает доверие.
– Тогда почему в этот раз?
– Сынок, мне сложно ответить на этот вопрос. Оборачиваясь назад, я понимаю, что поступил отвратительно. Я как будто был в тумане желания и чувств. Как будто снова стал молодым парнем, который может поступать так, как велит его сердце, не задумываясь о последствиях. Это тяжело объяснить.
– Но в вашей с мамой постели… – выдавил я из себя один из самых болезненных фактов.
– Адам, меня ничто не оправдает, как бы я ни пытался смягчить свой поступок. Я поступил, как последний подонок. И то, что я скажу дальше, возможно, причинит боль тебе, но я хочу, чтобы ты понимал меня всего, даже если я поступаю нелогично. Я ни о чем не жалею. – Я до хруста стиснул зубы, изо всех сил стараясь не наброситься на него за эти слова. – Я люблю твою маму. Мы виделись пару недель назад, поговорили и я попросил у нее прощения за то, что поступил так. Она простила меня, сын. Твоя мама прекрасная женщина, красавица и умница. Долго она не пробудет одна. Единственное, в чем я был виноват, – так это в измене. Сначала нужно было поговорить с вами всеми и уйти из дома, и только после этого устраивать свою жизнь. Но я как будто был околдован страстью между мной и Терезой, не смог удержаться. И я прошу прощения у тебя за то, как все пошло наперекосяк от моей несдержанности.
Отец был искренним в своем признании, и, несмотря на то, что это причиняло мне боль, я не мог продолжать злиться на него, поэтому пообещал ему и самому себе справиться с этой ситуацией. Единственное, о чем я попросил, – это время, потому что знал, что так быстро не был готов справиться с ситуацией и отпустить ее.
С того разговора прошло две недели, и вот теперь я приехал домой на каникулы. Я осмотрел неукрашенный фасад дома и покачал головой. Мама хотела дождаться меня, чтобы сделать это, а я задержался из-за последней встречей с психологом до каникул. После них у нас с доктором Уилкинс было запланировано еще два сеанса с перерывом в месяц. Но она сказала, что, если мне понадобится ее помощь, я могу звонить ей на каникулах или после.
После теплых объятий с мамой и плотного обеда, я пошел в свою комнату. Через несколько минут туда явилась мама. Я сел на кровати, чтобы поговорить с ней, мама заняла место на стуле напротив.
– Я хотела с тобой поговорить, Адам. – Я кивнул. Я знал, о чем и о ком она хочет поговорить, потому что знала обо всех моих проблемах в университете и о встрече с отцом. – Я не буду долго говорить, чтобы не перемалывать одну и ту же болезненную тему много роз, сынок. Но хочу сказать, как горжусь тобой. Тем, что ты общался с психологом, что преодолел свой гнев и повидался с отцом. Это много значит для меня. Большую боль, чем от его предательства, мне причиняло то, что из-за наших с ним проблем ты перестал общаться с ним. На ваши отношения не должно влиять то, что происходит между нами двумя.
– Но это влияет.
– Я знаю. И понимаю, почему так происходит. Но я счастлива, что ты пытаешься это исправить. – Я кивнул в знак согласия. Все это еще давалось мне нелегко, но теперь я был готов работать над собой, чтобы снова обрести душевное спокойствие. – Еще хотела сказать тебе, что… – Мама замялась. Я поднял на нее взгляд, пытаясь понять, что останавливает ее от озвучивания мыслей. – Тина пригласила нас к себе на рождественский ужин, – выпалила остаток мама, а мой взгляд невольно метнулся к окну.
Возможно, мне показалось или я хотел в это верить, но в окне напротив стояла Триша и наблюдала за нами. Как только я увидел ее, она отскочила от окна. Ей-богу, она вела себя как школьница, и это позабавило меня. Я улыбнулся впервые за последние несколько дней. Только она могла заставить меня улыбнуться после всего пережитого.
– Я так понимаю, ты согласен? – с робкой улыбкой спросила мама.
– Да, – спокойно ответил я. – Эмма приедет?
– Нет, это Рождество они с Дереком и детьми проведут у его родителей. Они заедут на Новый год.
– Ясно. Хорошо, мам.
Она смотрела на меня вопросительно, как будто взглядом прощупывая мое настроение.
– Говори уже, – с улыбкой предложил я.
– Как дела у Вас с Тришей?
– Пока никак, – ответил я честно.
– Пока? – с надеждой спросила мама.
– Мам, ты ее в невестки хочешь?
– Что ты такое говоришь, Адам? – слегка покраснев, отозвалась мама. Верный признак того, что она лжет. Эта женщина совсем не умеет врать. – Еще рано об этом говорить, и я ничего такого не думала. Просто спросила.
Она дернула плечом в небрежном жесте, как будто ничего особенного мы не обсуждали. Но все, что касалось Триши, было особенным, и мама это знала. Она была в курсе того, как каждая минута моей жизни была пропитана Тришей.
– Пока что у нас с Тришей кризис, если хочешь называть это так.
– Но ты намерен это исправить?
– Да, – твердо ответил я, и снова посмотрел в окно. Триши там уже не было, но меня продолжала тешить мысль о том, что она наблюдала за мной. Это означало, что ей не все равно. – Я это исправлю, – добавил я, продолжая прожигать глазами стекло.
