Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
Сажусь рядом с дочерью на металлическое неудобное сидение. Данка упрямо поджимает губы, смотрит на носки своих ботинок, и когда я уже собираюсь спросить, не хочет ли она горячего кофе, или не нужно ли и её осмотреть, начинает говорить. Сначала сбивчиво, потом всё более складно.
– Я не оправдываюсь… точнее, я должна бы… короче… мне очень было плохо, когда всё это началось. Я никому не говорила, даже Лизке. Плакала постоянно, боялась, что это всё. Конец всему.
– Конец чему?
– Семье нашей.
– Мы бы в любом случае остались семьёй.
– Это другое… чтобы папа вечером приходил, чтобы вы друг друга любили…
– И решила, что это я во всём виновата?
– Нет!
Она выкрикивает это слово так громко, что на нас оборачивается проходящий мимо врач.
– Нет, просто папа ведь вернулся. Хочет с нами быть, а ты не хочешь. Точнее… это я так думала, что ты просто не хочешь. Но ведь всё не так?
– Всё не так. И думаю, что сейчас нам с тобой не стоит это обсуждать, чтобы не получилось, будто я тебе навязываю свою точку зрения. Или пытаюсь настроить против папы.
– Я так в любом случае не подумаю.
– И всё же…
Я притягиваю дочь к себе, она снова вцепляется в меня с такой силой, что кажется, будто решила, что маму у неё отнимают. Глупая… глупая моя Данка.
– Мы поговорим все вчетвером, идёт? Думаю, это будет самым верным. И папа тоже так думает, я уверена.
– С ним ведь всё в порядке будет?
Дана поднимает голову и смотрит на меня, а в глазах столько надежды, будто я всесильна и смогу сделать так, что Дима не просто останется целым и невредимым, но уже через десять минут уйдёт отсюда вместе с нами.
– Конечно, будет. Ведь у него есть мы, и мы его очень любим.
На лице дочери появляется улыбка, потом Данка снова утыкается лицом в мою одежду и шепчет:
– Я обещаю… клянусь, больше никогда и ничего не сделаю такого. Прости меня, мам. И за слова мои ужасные прости.
– Прощаю. И доверяю тебе. Во всём.
Целую дочь в макушку и мы так и сидим, вжимаясь друг в друга. Я ведь знала всё это, понимала прекрасно, что может рвануть в любой момент, просто не думала, что всё обернётся чем-то настолько серьёзным.
Когда из-за безликой двери выходит врач, Дана вскидывает голову, и столько страха и надежды на лице, что у меня снова болезненно щемит в груди.
– Надежда Андреевна?
– Да, это я.
Мы поднимаемся с дочерью навстречу врачу и слушаем, как он произносит усталым голосом несколько слов. И я не только сама выдыхаю с облегчением, но и слышу, как это делает Дана.
– Несколько дней покоя. Трещина в ребре должна зажить сама. Мы пока понаблюдаем за ним, сделаем ещё несколько анализов. Но в целом, Дмитрию повезло – внизу было много снега.
– Значит, мы скоро сможем к папе зайти?
– Не сегодня.
Эту фразу произносим с врачом хором.
– Не сегодня, да. Дмитрий сейчас спит. А часы посещений теперь переносятся на завтра.
Вижу, как дочь собирается протестовать, но почти сразу передумывает.
– Хорошо, тогда мы придём к папе завтра. Как только откроются ваши часы.
Врач улыбается и отправляется по своим делам, а мы спешим на выход. По пути вызываю такси, на что дочь заверяет, стоит мне только положить трубку:
– Ты сюда ехала прям как профи. Я даже очень загордилась.
– Врунишка.
– Нет, я правду говорю.
– Ну, хорошо. Но больше я за руль ни ногой.
Выходим на улицу и я впервые за долгое время не могу сдержать улыбки, в которой сквозит облегчение. Как мало порой нужно для счастья. Главное теперь об этом не забывать.
***
Когда он упал вниз и внутренности прострелило острой болью, первой мыслью, влетевшей в сознание, было: «Это наказание». Наверное, подспудно ожидал чего-то подобного, хотя, чем дольше лежал, боясь пошевелиться, тем острее было понимание – он и так себя наказал. Давно. Когда только погрузился в отношения с другой женщиной, когда забыл о жене и детях. Когда солгал сам себе, что не они – самое бесценное, что у него есть.
А потом были их испуганные лица, какая-то безумная радость от того, что не только жив, но ещё и относительно цел. И знание, что теперь всё будет иначе.
Когда Дима проснулся на следующее утро, оказалось, что всё совсем неплохо, и его совсем скоро выпишут домой. Вот только дома у него теперь не было. Имелось жилище, куда он возвращался после работы, а дома – не было. Впрочем, это он тоже заслужил.
– Папа! – в палату ворвалась Дана, как раз в тот момент, когда он доедал противную запеканку, невольно сравнивая её с тем, что обычно готовила дома Надя. Но ему нужны были силы, а значит, приходилось заставлять себя есть.
– Маленькая моя…
Дима отложил пустую тарелку, поморщился, когда дочь крепко его обняла, и улыбнулся, когда вошедшая следом Надя одёрнула Дану.
– Привет, – тихо поздоровалась она, улыбнувшись. – Мы тут тебе еды принесли.
– Отлично. А то я уже думал просить политического убежища в буфете.
Он тоже мягко улыбнулся в ответ, прижал к себе Лизу, которая устроилась рядом с ним. На душе было хорошо и спокойно, хотя, далеко не всё было между ними выяснено и сказано. И это исправить Дима сейчас и собирался.
– Надь, присядь тоже, пожалуйста, – указал он кивком на стул, когда жена разложила принесённые с собой контейнеры с едой в холодильнике.
Она, кажется, сразу поняла, о чём пойдёт речь. Нахмурилась, сделала глубокий вдох, будто это ей предстояло объясняться, а не ему. Уточнила дрогнувшим голосом:
– Может, не здесь и не сейчас?
– Нет. – Он помотал головой, поморщился, когда в грудной клетке прострелило болью. – Именно здесь и сейчас.
Надя помедлила, как будто сомневалась в том, что стоит всё же соглашаться, после чего присела и отвела взгляд.
– Девочки… в общем, в том, что с нашей семьёй случилось то, что случилось… и в том, к чему всё это привело, виноват я. Маму винить совершенно не в чем, потому что…
– Есть в чём…
Надя перебила его. Вскинула на Диму и дочерей взгляд, в котором явственно читалось, что высказанное ею мнение неоспоримо. И добавила:
– В том, что происходило и происходит, виноваты мы оба.
– И всё же. Именно я сделал вашей маме очень больно. Я… начал отношения с женщиной, позабыв о вас всех. И погрузился в эти отношения с головой.
Он почувствовал, как рядом напряглась Дана, словно бы окаменела. И как вздрогнула Лиза. Мог ли он уберечь их ото всего этого? Вполне. Нужно ли было молчать? Теперь Дима был уверен, что нет. Потому что они уже разгребали последствия их молчания и попыток оградить дочерей от реальности. Реальности, в которой он был виноват, реальности, в которую их всех втянул. Просто чудом было то, что они все трое до сих пор были рядом с ним.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
