Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
– Этот господин приехал из самой Америки? – спросила я.
– Да, Крошка, – подтвердил мой наставник.
– Он что, изучает мир, да?
– Можно и так сказать.
– Не ори! – рявкнула вдова.
Волосок за волоском, и мой восковой Франклин скоро стал как две капли воды похож на реального. Я вставляла в восковой череп волоски, срезанные вдовой у старого торговца каштанами на Пон-Нёф, который весьма нуждался в деньгах. С помощью утолщенного кончика иглы я заталкивала конец волоса в воск, а когда убирала иглу, волос там оставался. Эту операцию я проделала несколько тысяч раз, то и дело поглядывая на лежащий передо мной портрет американского доктора. Дешевенькие оттиски его портретов можно было найти повсюду в Париже: на открытках, на табакерках, на спичках, на веерах, даже на ночных горшках – и с неизменной надписью: «Он лишил богов молнии, а тиранов скипетра!»
– Возможно, на сей раз, – рискнула я заметить, любуясь волосяным покровом своей работы, – вы мне заплатите.
– Я же тебе сказала: помалкивай! – отрезала вдова. – Чтоб я тебя не слышала!
– Мы этим займемся, Мари, – сказал наставник. – Обязательно займемся. Наберись терпения.
Завершая покрывать волосами голову американского доктора, я улыбалась. Может быть, я наконец и впрямь стану настоящим членом семьи. А может быть, если моя работа будет высоко оценена, мне даже позволят стать невесткой…
Люди толпами валили поглазеть на восковых Месмера и Франклина. Кое-кого даже допускали среди дня повидать Куртиуса и вдову в мастерской во втором этаже. А я, будучи теперь вовлечена в предприятие, каждый день встречала новых людей. Одним из них был Жан-Антуан Гудон, весьма знаменитый скульптор. Не знай я этого, я бы называла его просто Очередной Лысый Дядечка.
– Я, разумеется, слышал ваше имя, – заявил Гудон. – Вы изображаете воров и убийц. Вы лишаете людей привлекательности. В человеческих фигурах нет ни достоинства, ни возвышенных чувств, одно лишь вырождение. Вы циник, вы не любите своих собратьев по роду человеческому, вы глухи к музыке.
– Я люблю головы, – мягко заметил мой наставник. – Я очень люблю головы.
– Ваше занятие, вероятно, хорошо для уличной толпы. Ваш исходный материал дешев, его легко приобрести, он такой обыденный. В нем нет ничего утонченного. Ни ума. Ни блеска.
– Воск… это плоть! – возразил Куртиус.
– Тогда мрамор – это душа.
– Воск – это вся моя жизнь.
– Якшайтесь с убийцами, – скривил губы Гудон. – Они вас заслуживают. Но эта голова, – он ткнул пальцем во Франклина, – унижена вами. Вы ее обесчестили!
В феврале 1778 года, когда я официально стала работником предприятия, больной и беззубый восьмидесятитрехлетний старик Франсуа-Мари Аруэ, известный во всем мире как Вольтер, проведя почти тридцать лет в изгнании в Швейцарии, вернулся в Париж. Парижане пришли в неистовство, устроив ему грандиозную встречу. Старику, в чьем хлипком теле едва теплилась жизнь, оказывались всяческие знаки внимания. А чем ответил Вольтер? Кровотечениями. В ожидании выздоровления его водворили в дом маркиза де Виллета на набережной Сены. Взволнованная толпа сутками не расходилась от дома, в надежде хоть краешком глаза увидеть знаменитого старца, но этой чести были удостоены лишь самые именитые визитеры, среди них и доктор Франклин. Дважды лысый коротышка-скульптор Жан-Антуан Гудон получал возможность сделать рисунки с натуры, после чего он ринулся в свою студию, заперся и не выходил оттуда в течение полутора недель. Гудон был настроен решительно: это его произведение станет величайшим достижением всей жизни. Днем и ночью он без устали откалывал кусочки от мраморной глыбы. Очень медленно из-под его резца появлялись выпирающая нижняя челюсть, тонкие насмешливые губы. Долгие годы все его мысли вращались вокруг впалых щек, лысых голов античных героев, морщинистых цыплячьих шей знаменитых стариков.
В доме маркиза у реки находился старик, который день от дня выглядел все менее похожим на Вольтера. И теперь, чтобы увидеть настоящего Вольтера, надо было лично, со всем своим семейством, отправиться к Гудону в студию. Вот где его можно было гарантированно застать, в назначенный час, и при этом не испытать никаких разочарований. И так ежедневно, с одиннадцати утра до семи вечера, он встречал всех неизменной кривой усмешкой.
Мой хозяин сходил туда.
– Без цвета, без признаков жизни, – бросил он, но при этом досадливо кусая костяшки пальцев.
– Вот если бы у нас был Вольтер, – мечтательно проговорила вдова, – только представьте, сколько бы к нам пожаловало посетителей!
– Я хочу голову Вольтера! – объявил Куртиус. – Я этого хочу так сильно, что у меня самого голова болит!
Мой хозяин и вдова каждый день ходили к тому дому на набережной, присоединяясь к редеющей толпе. И каждый день им отказывали в аудиенции. И каждый день мы с Эдмоном просиживали в мастерской. Мы болтали во время работы, и я подумала: вот оно как могло бы быть, будь мы женаты. Каждый день они уходили, вдова безрезультатно стучалась в дверь, хозяин с огромным кожаным мешком своего отца, набитым закупоренными бутылками с водой, помадой для волос и сухим гипсом. И только тридцатого мая, уже после того как старика перенесли в домик для прислуги за господским особняком, и после того, как они передали слуге деньги – о чем мой хозяин и вдова упомянули как о «некоей сумме», – их впустили внутрь. Потому как уже все было кончено. Вольтер скончался. И Куртиус снял с него посмертную маску.
Восковую фигуру Вольтера следовало изготовить как можно скорее, но лицо, вылепленное моим хозяином, было искажено предсмертной гримасой, это было обмякшее лицо, лишенное жизни.
– Я знаю, что он умер, – сказал Эдмон, – это же мертвое лицо. Вы были у его могилы, маман!
– Не могилы! – поправила вдова. – Доктор Куртиус дал мне ясно понять, Эдмон, что нет ничего предосудительного в том, чтобы снять посмертную маску великого мужа. С незапамятных времен снимали посмертные маски королей. Это вполне приемлемо.
– Но убийцы были живы, когда вы их видели. А этот человек был мертв. Это же мертвец!
– Ах, Эдмон, Эдмон, – произнесла она, отирая слезы, покатившиеся из его глаз, – ты такой чувствительный! Прошу тебя, найди способ умерить свои нервические порывы.
Мой наставник подправил внешность великого философа, оживив его черты, придав им здоровый вид. Воспользовавшись глиной, он превратил посмертную восковую маску в округлое лицо, с широко раскрытыми глазами, с ядовитой улыбочкой. Он тщательно изучил голову работы Гудона, рассмотрел множество напечатанных портретов философа. Я наблюдала, как он мял собственное лицо до тех пор, пока оно не приобретало сходства с выражением лица Вольтера. А потом принимался укрощать воск и глину, добиваясь сходства своего муляжа с живым Вольтером. Я наблюдала за процессом как завороженная. И вот по прошествии всего лишь четырех изнурительных дней с момента его смерти Вольтер возродился в доме на бульваре дю Тампль.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
