Эдриен был неумолим. На самом деле он очень беспокоился заФиону и от души надеялся, что его советы хоть чем-то могут ей помочь.
— Мне так тяжело, — призналась Фиона и сновазахлюпала носом.
— Но ведь и Джону тяжело, Фиона, — напомнил ейЭдриен. — Пожертвуй для него хоть чем-нибудь, иначе ты его потеряешь.
Оба знали, что Фиона не хочет потерять Джона, но она не хотелатакже что-то менять в своей жизни. Фиона мечтала, чтобы Джон научился жить так,как живет она. И еще она хотела, чтобы его дети исчезли, испарились из ихжизни. Но это было невозможно. И если Фиона хотела оставаться женой Джона, ейпридется приветливо встречать его дочерей в своем доме, какими бы несноснымигрубиянками они ни были.
— И никаких фотографов в доме, — снова предостерегее Эдриен. — Пообещай мне хотя бы это. И купи Джамалу пару приличноймужской обуви. Его размера, разумеется.
Фиона не стала говорить ему, что уже покупала Джамалу туфли,которые негодник выкинул в мусорный бак, потому что они ему не понравились.
— Хорошо, я обещаю тебе, — легче всего былозаверить в этом Эдриена, но гораздо труднее оказалось следовать его советам.
Фиона думала об этом всю дорогу домой. А на столе в гостинойее ожидала записка от Джона, где он писал, что поживет несколько дней в своейквартире, потому что ему необходимо прийти в себя. Фиона позвонила ему, нотрубку взяла миссис Вестерман и ответила, что хозяина нет дома. Фиона неповерила ей и перезвонила Джону на мобильный. Ей ответил автоответчик. Примысли, что Джон не хочет с ней говорить, Фиону охватила паника. Может быть,Эдриен прав и ей необходимо срочно что-то менять в своей жизни?
Но злые силы словно сговорились преследовать Фиону. Черездва дня на фотосессии в Лондоне случились неприятности, требующие ееприсутствия, и Фионе пришлось лететь туда, потому что это была очень важнаясъемка с участием членов королевской семьи. На этот раз ее не было две недели.За это время Фионе лишь дважды удалось поговорить с Джоном. И каждый раз голосего звучал так, будто Джону было очень некогда с ней разговаривать. А намобильном у него все время был включен автоответчик. Когда Фиона вернулась,Джон по-прежнему жил в своей квартире. Он сказал Фионе, что не хотел жить в еедоме, пока ее там нет. У его дочерей были каникулы, и они провели это времявместе. Дальше — больше. Джон огорошил Фиону сообщением о том, что собираетсяпоехать с Хилари и Кортни на ранчо в Монтану, туда, где они всегда проводилилето, когда была жива Энн. Они поедут туда как раз на то время, когда Фионабудет в Париже на показах от кутюр.
— Я думала, ты полетишь со мной, — Фиона быларасстроена и разочарована. И встревожена.
— Мне надо провести время с детьми. Надеюсь, тыпонимаешь, — спокойно сказал Джон.
Затем он сказал то, от чего сердце Фионы чуть неразорвалось.
— У нас ничего не выходит, Фиона. Мы привыкли к слишкомразному образу жизни. Вокруг тебя все время хаос и суета. Фотографы,принимающие наркотики и развлекающиеся с проститутками в твоем доме, — этоведь только вершина айсберга, — строго сказал Джон.
Очевидно, именно это стало для него последней каплей,переполнившей чашу терпения. Ведь до этого был еще злосчастный обед сМэдисонами. Все это казалось Фионе совершенно неважным и второстепенным, ноДжон, видимо, думал иначе.
— Это несправедливо, — попыталась защититьсяФиона. — Такое случилось только один раз.
— Такого вообще не должно случаться в жизни нормальныхлюдей, — отрезал Джон. — А что, если бы в доме были мои дочери? Что,если бы они вошли в гостиную в тот самый момент, когда этот извращенец каталсяпо полу со своими девками?
— Если бы в доме были твои дочери, я бы не позволилафотографу остановиться у меня. Этот тип — один из самых важных фотографов, скоторыми работает наш журнал. Я просто пыталась спасти фотосессию. К твоемусведению, у меня в журнале тоже были проблемы, когда он разорвал контракт иулетел в Париж.
Спасти съемки ей все равно не удалось. А теперь она терялаиз-за этого и Джона.
— Есть еще Джамал, — не унимался Джон. — Он —отличный парень. Но и его я не хотел бы видеть рядом со своими дочерьми. Втвоей жизни слишком много странных персонажей, Фиона. И тебе это нравится. Они— часть твоего мира. Но я просто не могу жить в этом сумасшедшем доме. Яникогда не знаю, кого застану в своей гостиной, вернувшись вечером домой. Затоточно знаю, кого не застану. Тебя, Фиона. Я редко видел тебя с тех пор, как мыпоженились.
Джон начинал подозревать, что Фиона ездит во все этибесконечные поездки специально, поскольку избегает его.
— Но у меня столько дел на работе, — с несчастнымвидом оправдывалась Фиона.
— Дела и у меня в агентстве. И проблем не меньше, чем утебя. Но я не давал им разрушить наши отношения.
— Еще как давал! Но не стоит спорить. Это было тяжелоевремя для нас обоих.
— Тяжелее, чем ты думаешь, — не уступалДжон. — У меня в твоем доме даже не было места, чтобы развесить своикостюмы.
— Я освобожу для тебя шкаф, обещаю. Мы можем, еслихочешь, купить дом побольше. Мой, похоже, тесен для двоих…
И тем более для четверых, если его дочери действительнорешат останавливаться у них. Хотя лучше бы они не делали этого.
— В твоей жизни нет места для другого. А если оно есть,это место, то оно для меня слишком странное.
— Если ты хотел связать свою жизнь с домашней наседкой,то зачем женился на мне? — из глаз Фионы брызнули слезы.
Потому что я люблю тебя. Я любил тебя тогда. И люблю сейчас.Но я не могу жить с тобой. И было бы несправедливо требовать, чтобы ты измениларади меня свою жизнь. Ты ведь хочешь жить именно так. Я напрасно уговорил тебястать моей женой. Теперь я вижу, почему все эти годы ты предпочитала оставатьсясвободной. Ты знала, что делала. А я — нет. Я наивно надеялся, что смогу стать частьютвоего мира. Твой мир — это так интересно, так необычно! Я был просто потрясен!Но теперь я понял что это слишком необычно для такого человека, как я.
— Что ты хочешь этим сказать? — Фионе было больнои страшно.
Она отказывалась верить собственным ушам. Ведь Джон обещалей, что они вместе навсегда. И Фиона поверила ему.
— Я пытаюсь сказать тебе, что хотел бы развестись,Фиона, — продолжал Джон. — Я уже дал поручение своему адвокату. И ямного говорил последние две недели со своими дочерьми…
— Ты говорил об этом с ними до того, как обсудил все сомной? — Фиона чувствовала себя маленькой девочкой, которую бросили посредиулицы. Впрочем, именно это Джон, похоже, и собирался сделать — бросить се. Нотолько Фиона не ребенок, она — женщина. А Джон — свободный человек и можетоставить ее, если ему так хочется. — Я уволю Джамала. Ты можешь занять всемои шкафы. Я вообще выкину свою одежду к чертовой матери. Пусть твои девочкиприезжают к нам и живут здесь, сколько вздумается. Я никогда больше не разрешуни одному фотографу переступить порог моего дома, — Фиона умоляла егоостаться. Она не хотела, не могла его потерять.
