— А может, китайцы твой спутник сбили? — предположила я. — Они на такое способны, когда сердятся. Или не только твой, но и другие. И болтаются теперь в космосе их обломки, а вы сидите без связи. — Я, конечно, шутила.
— Очень даже возможно, — мрачно заметила Майра, — Знаю я этих китайцев. Мердок женат на китаянке.
Когда мы шли к себе переодеваться — Беверли разнесла по номерам все чистенькое, из стирки, — я поинтересовалась у Майры, не повезло ли ей с ноутбуком больше, чем мне. Порадовать меня ей было нечем — соединения с Интернетом по-прежнему не было. Но она предложила мне еще раз попытать счастья с ее телефоном — вдруг космические роботы наладили все-таки некую таинственную связь и спутниковое чудо опять заработало. Мы пошли к ней в комнату, где меня, лелеявшую надежду докричаться до Джулиана и пожелать ему счастливого Рождества и спокойной ночи, опять поджидала неудача. Я озадачилась не на шутку. А вдруг и вправду спутник, через который я пыталась связаться с мужем, сбили китайцы? Или суматранский грипп оказался не сказкой и миллионы людей теперь обречены на смерть? И всех их смертельно поразила зараза, таящаяся в изюме, которым нашпигованы рождественские пудинги? Уж детишки-то точно пожрали все лакомства, хотя бы ради содержащегося в них вкусненького ликера. А может, вся эта паника поднялась понапрасну? Тогда как же быть с запиской на дверях отделения гидротерапии? Сказано же — «Ушли по домам». Это что же такое получится? Если все усядутся дома возле телевизора, то телевизионная сетка просто не выдержит — я где-то читала об этом. Двухчасового сбоя электричества в нашем маленьком городке, помнится, хватило, чтобы кассовые аппараты перестали работать и торговля остановилась. А вдруг компьютеры всего мира одновременно вырубились? Такое вполне могло случиться, например, по милости подростков-хакеров, вступивших в массовый сговор. А вдруг все эти перечисленные мною вещи произошли одновременно? Что же тогда будет с западной цивилизацией? Ведь я могу больше не увидеть Джулиана. В полном расстройстве я шумно плюхнулась на кровать.
— Что это с тобой? — спросила Майра. — Ты вся побелела.
Когда я объяснила ей, она рассмеялась:
— Ой, да ладно тебе фантазировать! Типичная истерия по поводу конца света. Подвержены ей женщины, неуверенные в личной жизни. Так что можно даже перефразировать — боязнь не конца света, а конца супружества.
В общем, мы поменялись ролями. Сначала я уличила ее в том, что она отнеслась к истории Зельды как несчастная в любви женщина. Теперь же она постановила, что я смотрю на мир как женщина, неуверенная в личной жизни, охваченная смутными страхами. И страхи эти наверняка вызваны рассказом Шиммер. Разве я не зарабатываю больше мужа? Намного больше!
— А когда у тебя началась эта трясучка? — поинтересовалась Майра. — Ты прокрути назад, вспомни, с какого момента.
Я задумалась и поняла.
— В машине по дороге на вокзал. Когда Джулиан сказал мне по телефону, что раз я не собираюсь быть дома на Рождество, то и он может остаться в Вичите.
— Да уж, это многое доказывает, — усмехнулась Майра.
— Но я с тех пор не могу дозвониться до Джулиана! Если ты подозреваешь, что против тебя устроен заговор, это совсем не означает, что заговора на самом деле нет!
— Послушай, — сказала Майра. — У них там и правда жуткие снежные заносы. Все линии связи оборваны. Lex Parsimoniae.[6]Оккамова бритва.[7]То есть не надо усложнять и сочинять какие-то дикие версии. Это не конец света, а просто маленькая проблема с местной связью.
— Мне кажется, мы говорим об одном и том же, — заметила я. — Нет никакого внешнего мира, а есть только сумма опыта одних и сумма эмоциональной реакции других.
— Да, до какой-то степени это так, — согласилась Майра. — Но только если ты женщина. Обращать внимание на новости — значит отвлекаться. Вот почему леди Кэролайн пытается оградить от этого своих клиентов. Какая, в сущности, разница, где сейчас находится твой Джулиан? Главное, что он не торчит у тебя перед носом. Я тоже примерно представляю себе, где сейчас Алистер. Дома, и это главное. В этот вот самый момент он, возможно, дрыхнет в постельке со своей женой или, хуже того, трахается с ней под рождественской елочкой, отправив детишек спать пораньше. И выбрал он это сам. И как я, по-твоему, должна себя при этом чувствовать? Мне, знаешь ли, с большим трудом удается сконцентрироваться на том, что происходит здесь и сейчас.
Ее слова я могла бы с легкостью опровергнуть. До сих пор я как-то всерьез не задумывалась над тем, что Джулиан может воспользоваться нашей разлукой для супружеской измены. Тут даже лучше выразиться яснее — чтобы потрахаться с кем-то другим. А это, как ни крути, самый настоящий конец света.
Теперь настал черед Сторонницы Теории Заговора поведать нам свою историю, пришедшуюся, похоже, весьма кстати.
Сторонница Теорий Заговора была родом из семьи, чьи владения простирались до горизонта, сыновья учились в Итоне, а представления о развлечениях начинались верховой охотой с собаками. Сама она развернула кампанию против охоты на лис, чему ее семья благосклонно подчинилась. Она была умна от природы, хороша собой без прилагаемых усилий, могла похвастаться прекрасным овалом и нежно-персиковым цветом лица. Ее возраст, на мой взгляд, колебался между тридцатью и сорока. Она имела ученую степень по экономике, но сидела дома с детьми, принимала гостей в принадлежавшем ей крыле огромного особняка, крутила бумажные цветочки в деревенской церкви и ухаживала за ранеными солдатами в инвалидном доме, располагавшемся поблизости, от деревни. Поездку в «Касл-спа» она выиграла в благотворительную лотерею. Ее муж, работавший морским спасателем в Тихоокеанском регионе, в силу непреодолимых обстоятельств не смог вернуться домой на Рождество. Родители с удовольствием остались с детьми, и таким образом она смогла воспользоваться выигрышем.
Возможно, в своем рвении во всем, соответствовать общепринятому образцу безукоризненного, благопристойного поведения она все-таки немного переборщила. Глаза ее сверкали нездоровым блеском, а хорошенький ротик чуть-чуть дергался. Скорее всего ей не следовало держаться за семейное поместье, брак и этот общественный долг — то есть за все, к чему обязывало рождение, — а лучше бы остаться экономистом или даже читать лекции по политическим наукам. Она была слишком умна, чтобы прозябать в примитивном домашнем достатке. Иметь перед собой внимательную аудиторию — вот это для нее в самый раз. Ибо четко излагать и толковать она умела. Думаю, при ее приближении разбегались соседи, все эти любители охоты и рыбалки, а на родительских собраниях наверняка норовили улизнуть учителя. Ее одержимый работой глупенький муженек предпочел встретить Рождество с командой спасателей, а не с ней. Мне она понравилась. Уверена, дети ее обожали. Во всем, что она делала, не было и намека на какие-то недобрые намерения.
