— Да, звучало бы несколько странно.
— Так зачем же я, спрашивается, таскала с собой эту чертову штуку?
— Трудно объяснить, — сказал я, — очень трудно. Ну и как же ты вышла из положения?
— В конце концов я его спросила: «Мсье Пруст, вы меня хотите?»
«Да! — завизжал этот пидор. — Я хочу тебя больше, чем когда-нибудь что-нибудь в жизни хотел! Перестань бегать!»
«Чуть погодя, — сказала я. — Сперва вы наденете на него эту забавную штучку». Я вынула резинку из кармана и толкнула ее через стол. Он перестал за мной гоняться и удивленно уставился на незнакомый предмет. Вряд ли он в жизни видел что-нибудь подобное. «Что это такое?» — спросил он.
«Это называется щекотун, — соврала я, не моргнув глазом. — Знаменитый английский щекотун, изобретенный Оскаром Уайльдом».
«Оскар Уайльд! — воскликнул он. — Ха-ха-ха! Великий парень!»
«Он придумал щекотун, — сказала я. — И лорд Альфред Дуглас ему помогал».
«Лорд Альфред, — воскликнул он, — тоже был отличный парень!»
«Король Эдуард Седьмой, — продолжила я, намазывая масло потолще, — никуда не ходил без щекотуна в кармане».
«Король Эдуард Седьмой! — воскликнул он, беря со стола эту самую штуку. — Так с этим правда хорошо?» «Это удваивает кайф, — сказала я. — Наденьте поскорее, будьте паинькой, а то мне уже не терпится».
«А ты мне помоги».
«Нет, — твердо сказала я, — сделайте все сами». И пока он копошился с этой штукой, я… ну… было же никак нельзя, чтобы он увидел этот банан, так ведь?.. И я знала, что приближается этот жуткий момент, когда мне придется спустить брюки…
— Положение малость неловкое.
— Но деваться все равно было некуда. Поэтому, пока он возился с великим изобретением Оскара Уайльда, я повернулась к нему спиной, спустила брюки и заняла то, что мне казалось верной позицией, перегнувшись через спинку дивана.
— Господи, Ясмин, ты же не хочешь сказать, что позволила ему…
— Конечно же нет, — сказала Ясмин, — но мне нужно было спрятать банан и не дать ему за него схватиться.
— Да, но тогда он бросился на тебя?
— Он врезался в меня, как таран.
— Ну и как же ты уклонилась?
— А я не уклонилась, — улыбнулась Ясмин, — в том-то вся и штука.
— Что-то я тебя не совсем понимаю. Если он врезался, как таран, и ты никуда не уклонилась, значит, он должен был тебя протаранить.
— Он протаранил меня, но совсем не так, как ты думаешь. Видишь ли, Освальд, мне кое-что припомнилось. Мне припомнилась история про Уорсли, его брата и быка, и как быка заставили думать, что пиписька его совсем не там, где она была. А. Р. Уорсли за нее ухватился и направил ее в сторону.
— И ты теперь сделала то же самое?
— Да.
— Но конечно, не в мешок, как это сделал Уорсли.
— Ты что, Освальд, совсем дурак? Зачем мне какой-то там мешок?
— Ну конечно… нет… я понимаю, о чем ты… но ведь это же было довольно сложно?.. В смысле, что… ты же отвернулась… а он тебя прямо протаранил… тут же нужно было действовать быстро и ловко?
— Я и действовала быстро. Я поймала его в момент удара.
— И что же он, даже не заметил?
— Ничуть не больше, чем заметил бык. Даже меньше, и я скажу тебе почему.
— Почему?
— Начнем с того, что он совсем сдурел от порошка, ты согласен?
— Согласен.
— Он хрюкал, сопел и махал руками, да?
— Да.
— И голова его была запрокинута, как у того быка, верно?
— Наверное…
— И самое главное, он считал меня мужчиной. Он думал, что делает это с мужчиной, верно?
— Конечно.
— И его пиписька была в подходящем месте. Ей было хорошо, верно?
— Верно.
— А по устройству его мозгов это значило, что она во вполне определенном месте. У мужчины нет другого места.
Я взирал на нее в немом восхищении.
— Он не мог не обмануться, — сказала она, а затем извлекла улитку из раковинки и кинула себе в рот.
— Блестяще, — сказал я, — абсолютно блестяще.
— Я тоже так думаю.
— Это обман наивысшей степени.
— Спасибо, Освальд.
— Но только я не понимаю одной вещи.
— Какой же это?
— Когда он тебя протаранил, неужели он не прицелился?
— Только в некотором роде.
— Но он же бывалый стрелок.
— Мой милый невежда, похоже, ты не можешь понять человека, проглотившего двойную дозу.
Еще как могу, хотелось сказать мне. Ведь я лежал за канцелярскими шкафами, когда двойную дозу получил Уорсли.
— Нет, не могу. А каким становится человек, получивший двойную дозу?
— Бешеным, — сказала Ясмин. — Он совсем не понимает, что делает другой его конец. Я могла бы подсунуть ему банку с маринованным луком, он бы и то не заметил разницы.
За долгие годы я узнал про юных леди простую и все же поразительную истину: чем прекраснее их лица, тем грубее их мысли. Ясмин не была исключением. Она сидела за столиком у «Максима» в своем роскошном платье, ни дать ни взять царица Семирамида на троне, и при этом говорила вульгарные вещи.
— Ты говоришь вульгарные вещи, — сказал я.
— Я и есть вульгарная девушка, — нежно улыбнулась она.
Официант принес «Вольнэ», и я его пригубил. Удивительное вино. Мой отец учил: если видишь в карте вин «Вольнэ» от хорошего поставщика, не упускай случая.
— Как ты сумела вырваться так быстро? — спросил я ее.
— Он был очень грубый, — сказала Ясмин. — Грубый и вроде как колючий. Мне казалось, у меня по спине ползает огромный омар.
— Какая мерзость.
— Это было ужасно. У него из жилетного кармана свисала толстая золотая цепочка, и она все время терлась о мой хребет. А в самом жилетном кармане лежали большие часы.
— Не слишком-то полезно для часов.
— Нет, не полезно, — согласилась Ясмин. — Они даже треснули, я слышала.
— Да, но…
— Вино, кстати, потрясающее.
— Я знаю. Но как тебе удалось так быстро вырваться?
— Да и вообще, с молодежью на жучином порошке будут большие проблемы, — сказала Ясмин. — Этому-то сколько лет?
— Сорок восемь.
— Самый цветущий возраст. Вот если, скажем, семьдесят шесть, это совсем другое дело. В этом возрасте даже с жучиным порошком они быстренько тормозят.
