Ознакомительная версия. Доступно 81 страниц из 403
только начало.
– Что ты имеешь в виду?
– Что власть меняется в лучшую сторону. Судя по вестям, приходившим в последние годы, от империи не осталось и следа. Никто даже не помышляет о ее восстановлении. Христианский мир разделился на мелкие государства, в каждом свой правитель. Угрозы с юга, от приверженцев пророка, уже не существует. Греки также не представляют опасности. Больше нет необходимости в великих империях и в армиях завоевателей.
– Но ведь и наша империя, та, что была, разделилась. С тех пор как мы лишились…
– С тех пор как мы лишились единого короля, – согласился Альфред. – Это верно, наш договор с ним более не действителен. Гудмунд и прочие ни за что мне не подчинятся, как и я не подчинюсь никому из них. И все же за эти годы мы научились ладить. Думаю, наша дружба выдержит испытание временем. Не будет войн и набегов викингов. Мы слишком хорошо знаем силы друг друга. И опять же, ветераны армии единого короля не станут сражаться между собой. Все они теперь говорят на своем языке, их никто посторонний не понимает. Они сохранят мир и остальных заставят беречь его. В память о своем повелителе.
Последовала долгая пауза. Годива вспоминала о том, чье имя не произносилось.
– По-твоему, он мертв? – спросила она. – Тела так и не нашли.
– Думаю, да. Многие пропали без вести. Змей упал на землю, а его схватили безоружным и убили на каком-нибудь поле. Был найден его амулет с порванной цепочкой. Ты слишком часто об этом спрашиваешь, – мягко добавил Альфред. – Предоставим мертвым покоиться с миром.
Годива не слышала его… а может, не хотела слышать. Она все еще бередила свои воспоминания, как языком бередят больной зуб.
– Хунд тоже не вернулся, – сказала Годива.
Она лучше других знала, как крепко дружили эти люди.
– Мы уже много раз об этом говорили. Считается, что он сбежал с городской стены, по-видимому, из-за угрызений совести. Скорее всего, Хунда убили какие-нибудь мародеры. Ты же знаешь, Бранд, Квикка и остальные долго искали его. Они тоже чувствовали себя виноватыми. Когда Квикка отказался стать моим ривом, он объяснил, что не будет больше служить ни одному государю. Он вернулся на свою ферму, как и многие его товарищи.
– Но Бранд служит тебе в Йорке в качестве ярла Нортумбрии.
– Уж лучше он, чем кто-нибудь из наследников прежних королей. Нужно время, чтобы северные земли Англии приняли мою власть. Мне нравится наша новая столица – Лондон. Он ближе к сердцу Англии, чем был Уинчестер. Ну а Стамфорд, подобно Квикке, не примет никакого другого короля. Он навсегда останется городом Шефа, городом Пути. Пути, который все набирает силу. Неудивительно, что папа почувствовал необходимость в союзниках!
Годива не ответила. Она думала о Квикке, отказавшемся признать другого повелителя. Ей вспомнилась старая поговорка: «Первая любовь – любовь последняя». Для Квикки это так. А для нее?
– Надеюсь, что он мертв, – сказала Годива едва слышно, – а не бродит где-то один как перст и не выпрашивает милостыню.
* * *
Весна. Утро погожее, ласковое; бриз прохладен, но все же не сравнить со студеными английскими ветрами. Ночной шторм почти кончился, волны уже без прежней ярости разбивались внизу об утес. Высокий человек, кутающийся в плащ под редким теплым дождем, сидел на постаменте обрушившейся колонны и глядел на море. Его левая нога была вытянута вперед, чтобы деревянный протез не давил на культю; нога была ампутирована до самого колена. Дождь кончился, и выглянуло солнце. Над заливом раскинулась яркая радуга, упираясь концом в самую вершину дымящего вулкана. Человек стянул с головы влажный капюшон, поправил повязку, которая закрывала пустую глазницу.
Со стремительностью бойца он обернулся, заслышав треск валежника. И улыбнулся при виде грациозной фигурки, приближающейся к нему между сосен.
– Мальчик уснул, – сказала Свандис. – Если он проснется, за ним присмотрит Хунд.
– Посиди со мной, – попросил Шеф. – Помнишь, тогда был такой же шторм, как сегодня ночью. Нашу лодку принесло сюда и чуть не разбило о скалы.
– Пять лет прошло. А ты никогда не думал… о том, чтобы вернуться?
– Сначала думал. А сейчас очень редко.
– А я каждое утро просыпаюсь и вспоминаю Север. Зимний морозец, белые снега…
– Хочешь возвратиться?
– Иногда. А потом вспоминаю, как счастливы мы были в первую зиму, когда вместе с нами прятался Соломон. Мы поняли, что ты выздоровеешь, и страшно обрадовались.
– Может, надо было отправиться с Соломоном к нему на родину.
– Кто знает? – Свандис колебалась. Она не изменила своего мнения насчет богов, но теперь верила и в удачу, и в промысел неких высших сил. – Но мне кажется, на этот козий остров нас занес счастливый ветер. И здешние жители, крестьяне… Ох, иногда они так меня бесят! Но здесь тепло, вино хорошее и… ты счастлив.
– Думаю, да. Я снова работаю руками и знаю, что мне лучше быть кузнецом, чем королем. А если сделаю в кузнице что-то новое и необычное – что ж, мы найдем, кому это приписать. Никто не спрашивает, что сталось с Вёлундом после того, как он смастерил себе крылья и улетел. Может быть, он вернулся к жене-лебеди, к своей Свандис[69], и где-то жил себе счастливо.
– И если так… что, по-твоему, было главной его радостью после всех страданий, сражений и побед?
– Его искусство? – предположил Шеф.
– Его дети, – сказала Свандис.
– И то, и то. Но представь, что он наблюдает, как другие распоряжаются его наследством. Смотрит, примостившись у кузнечного горна или у камелька. Я уже говорил и снова повторю: пусть теперь другие имеют дело с Локи и Одином, с Бальдром, Христом и Ригом.
– Но раньше у тебя была власть, ты правил страной.
– С этим покончено – да и не все я утратил. – Он показал на обломки колоннады, на остатки мозаичного пола. – Ты знаешь, когда-то это был дворец. Один из двенадцати, построенных на этом острове древним римским императором, настолько ему тут нравилось. Это было лет восемьсот назад, а местные жители рассказывают так, словно все происходило вчера. По словам Хунда, настоящее имя императора было Тиберий, но здесь его зовут Тимберио, будто своего родственника.
– Хочешь, чтобы и о тебе сохранилась такая память?
– Пожалуй. Но это не самое главное, правда? Если мир пошел по другой, лучшей дороге, как сказал Фарман, по дороге, уводящей прочь от христианского мира Скульд, тогда я счастлив. Но больше всего, – Шеф похлопал по своей грубой рубахе, – я счастлив, что ничего не ношу. Ни рабского ошейника, ни монаршьей короны, ни амулета богов. Для меня
Ознакомительная версия. Доступно 81 страниц из 403
