Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 43
– Чего?
– А черт его знает. Отказали, и все. Кто тебе будет шё-то объяснять? Они, эти люди, опять подали. Им опять отказали. А отец того человека, который к нам позже попал, болел сильно. Нуждался в лекарствах и лечении на Западе. И он умер. Не дождался разрешения на выезд. Так его сын обозлился на советскую власть. Поехал в Москву правду искать, связался там с такими же «отказниками», с иностранными корреспондентами. И началось… Ему пообещали помочь с отъездом и устройством в Израиле, а в обмен он должен был доставать и передавать определенные сведения.
– А он работал на секретном заводе?
– Та нет! На каком секретном заводе? Он на этом и попался. Стал просить то одно, то другое у людей, которые как раз и работали на секретных предприятиях. А они взяли, и сообщили куда следует.
– Ты сказал, что он это сделал по двум причинам. Одна – это месть. А вторая?
– Ну, устройство после приезда в Израиль. Там же все надо начинать сначала. Попробуй. Легко? Ему пообещали и с работой помочь, и с деньгами на первое время, и с жильем.
– Его можно понять, – сказала мама.
– Да брехня всё это! Там государство и так дает приезжим, и деньги на первое время, и жилье, и с работой помогает. А он видимо этого не знал, или знал что-то не то… Не могу сказать.
– И тебе это дело попало?
– Ну, да. Попало.
– И ты от него отказался?
– Да.
– Я помню этот случай, – проговорила мама. – Только не помню, как ты это мотивировал.
– Сказал, честно, что не чувствую свою правоту. Наоборот. Я сочувствовал тому человеку. Не в смысле того, шё он сделал, а его побудительным мотивам. Это не была корысть или месть. Потом – да. Но сначала, они просто хотели уехать. Он не был врагом. Просто… Обманутый, обозленный, потерявший отца, человек.
– А как ты вообще относишься к тем, кто хочет уехать? – спросил я.
– Хотят уехать, пусть едут. Надо разрешать. Шё толку их держать? Как такой человек будет относиться к власти, к государству? Насильно мил не будешь. Да и какое право государство имеет их не выпускать? Хорошенькое дело! Тут шё, тюрьма? Они – свободные люди. Понятно, шё у нас таких считают предателями родины. Не нравится здесь жить, значит – изменник. А это неправильный подход. Наоборот, если люди хотят от вас уезжать, так надо внимательно изучить причины, и сделать так, шёб не хотелось уезжать. Из Америки бегут? Наверное, наоборот. Все туда стремятся. Почему? Потому шё там, видимо, людям дают возможность стать тем, кем они желают. Так надо и здесь, шёбы было также. Правильно?
– Правильно.
– Во. Видишь. Ты меня понимаешь.
– А что было тому человеку?
– Какому?
– Ну, тому, который шпионил.
– Осудили. А шё еще могло быть?
– Расстреляли?
– Не! Чего его расстреливать? Он не нанес большой ущерб. Его почти сразу и взяли. Тем более, шё за этими «отказниками» и так устанавливают наблюдение. Поэтому, его осудили. Дали, кажется, лет восемь.
– А тебе, что было, за то, что ты отказался вести его дело?
– О! Это была целая история! Тогда, как раз, мой начальник болел, и его замещал один человек. Московский. Прислали. Видимо он нам хотел показать, как надо работать. Было немножко смешно. И тут, как назло, это дело на меня свалилось. Вот черт! Я когда ему сказал, шё беру самоотвод, у него аж глаза разгорелись! Подумал, шё мы родственники или хорошие знакомые с подследственным. Я знаю? А когда я ему заявление отдал, где написал, шё отказываюсь от ведения дела, потому шё не одобряю мотивов подследственного, но понимаю их, написал, шё считаю неправильными действия ОВИР,[8] которые безосновательно отказывают гражданам в отъезде, и тем самым порождают таких вот «шпионов», ой! Шё тут началось! До Москвы дело дошло. Мне тогда вспомнили историю 48-го года.
– А что это за история?
– Я тебе рассказывал. В 48-м году я еще в армии служил. Как раз образовался Израиль, и некоторых советских офицеров-евреев направляли туда.
– Да, я помню. А зачем их туда направляли?
– Ну, как зачем? СССР тогда был на стороне Израиля. Наши офицеры помогали строить израильскую армию, полицию, госбезопасность. На тот момент у Израиля этого ничего не было. Были какие-то полупрофессиональные подразделения. Но это же не то… И, вот. Меня как-то раз вызывают в особый отдел. Побеседовали. А в конце спрашивают, готов ли я выполнить задание родины за рубежом. Я ответил «Так точно!» Предложили написать рапорт. Я написал. Сказали, шё дальнейший ход действий мне сообщат. На этом все и закончилось. А спустя столько лет, эта история всплыла. А потом опять всплыла. Это когда меня увольняли. Так шё, бумаги не умирают!
– И чем тогда это все закончилось?
– Тогда когда?
– Ну, когда ты самоотвод взял?
– Ничем. Как будто бы ничем. Самоотвод удовлетворили. Но всё запомнили. Прежнего доверия ко мне уже не было. Тем более, шё в это время началась кампания, как я это называл, по «окончательному решению еврейского вопроса».
– Ой, папа! Ну, ты скажешь тоже! – отозвалась мама;
– А шё, не так? – вспыхнул папа. – Он стали увольнять тех еще евреев, которые остались в конторе. Их было немного. В основном, они «сидели на борьбе с сионизмом», или во внешней разведке. Ну, там оставались «зубры» еще со времен Сталина. С ними разделаться было не так-то просто.
– Почему? – спросил я;
– Потому шё с ними уйдет и почти вся сеть информаторов. Такое уже было. И с чем осталась разведка? С носом. Поэтому с нелегалами надо очень осторожным быть. А здесь, внутри страны, другое дело. Система выстроена. Кадры подготовлены. Население уже воспитано в нужном духе. Можно от евреев и отделаться. Зачем они нужны? Будут только умничать, да предлагать какие-то новшества. Беспокоить только партийное руководство. А сейчас во главе партии и государства стоят уже другие люди.
– Какие?
– Бездельники и брехуны! Какой коммунизм? Им только на охоту съездить да в Крым. Кто там занимается государственными делами? Брежнев? Я тебя умоляю! Посмотри на него! На кого он похож? Ногтя не стоит товарища Сталина, а туда же! Обвесил себя орденами! Это же ужас! Сталину дали Героя Советского Союза. Так это было уже в 49-м году! И то… Дали с боем! Он не хотел. А этот…!
– Папа! Ты с ума сошел! Что ты такие вещи вслух говоришь! – испугалась мама. – Да еще при ребенке! Он возьмет, и скажет еще что-то в школе! Вон, он химичке уже сказал…!
– Не. Ничего он не скажет. Он не ребенок. Он все понимает. И урок усвоил. Так?
Вопрос был ко мне. И я ответил так, как должен был.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 43
