Воинов было много, даже очень много.
В первые минуты после того, как хан смог обозреть врага, он даже растерялся, придя в шок от увиденного. Откуда у Дмитрия такое войско? Судя по щитам, наёмников у Москвы нет. Неужели вся Русь поднялась? У Мамая мелькнула малодушная мысль — надо было брать дань с Москвы, как это делали его предки, а не воевать. Но отступать было уже поздно. Уйди он сейчас, без боя — и опозорится на всю жизнь. Да ему и не дадут потерять лицо. Любой из мурз свиты просто срубит ему голову. Ведь половина из его свиты подкуплена купцами фряжскими — это Мамай знал хорошо. В его, Мамая, поход на Русь вложены большие деньги крымских колонистов. Даже если он уйдёт отсюда живым, спрос будет серьёзный и строгий.
Мамай вздохнул, его охватило неясное пока чувство беды. Он поднял вверх руку. Трубы коротко взревели, барабаны начали выбивать мелкую частую дробь. Это был сигнал «приготовиться».
Ратники вытащили из ножен сабли, другие — из петель у седла копья. Лучники достали луки, наложили на тетивы стрелы. И хан опустил руку, указывая вперёд.
Сигнальщики опустили бунчуки конных туменов. Конница начала разбег. Застоявшиеся кони рвались вперёд, но уж больно ноша была тяжела, бронь и оружие всадников сдерживали ход.
Поле сразу затянуло пылью, но Мамаю с холма было хорошо видно, как навстречу его коннице начала разбег конная рать русских.
Глаза хана в предвкушении жестокого побоища разгорелись. Он нервно мял в руках камчу. Без малого три тумена конницы неудержимой лавой летели на русских. Слышался тяжкий гул, земля сотрясалась. До столкновения оставались мгновенья.
Удар! Слились воедино звон оружия, столкнувшихся коней, их ржание, крики дерущихся и стоны раненых. Из-за пыли, некоторое время висевшей облаком над местом сшибки, ничего не было видно.
Наконец пыль осела, и Мамай с радостью увидел, как от передового отряда русских осталась лишь малая горсточка, а его воины рвутся вперёд. Однако от русских навстречу им спешил уже значительно больший отряд, а за ним было хорошо видно неподвижное основное войско Дмитрия. Русские обычно строились в пятнадцать рядов в глубину. Их большой полк ещё не вступил в бой, а конница татарская, главная ударная сила Мамая, уже понесла потери.
Ещё один удар! Сшиблись передовые полки русских и татар. На этот раз русских было значительно больше, и схватка шла ожесточённее. Сверкали сабли, шлемы и броня татарские и русские, над полем стоял шум невообразимый — такой, что здесь, на холме, в отдалении, даже соседа расслышать было невозможно.
Но вот русские стали отступать. Не побежали трусливо, поодиночке, а развернулись все, кто остался в живых, — и к своим.
В большом полку в двух местах конники расступились, образовав проходы. Туда и влетели на взмыленных, разгорячённых конях воины передового полка.
Татары бросились было их преследовать, стараясь на плечах отступающих прорваться сквозь строй. Но русские начали стрелять из луков, осыпая татар стрелами.
Воины Мамая стали разворачивать коней, стремясь избежать гибели, но сзади уже напирали другие ряды. Образовалась давка.
Мамай, увидев заминку, тут же приказал сигнальщикам передать воинам сигнал — продолжить атаку.
Заревели трубы, несколько бунчуков с разноцветными лентами склонились вперёд.
Татары не знали строя, не признавали порядка, но дисциплина и исполнительность была у них в крови ещё со времён Темуджина и Батыя. За неисполнение приказа, за трусость в бою наказывался весь десяток. Сбежал, покинул поле боя один — казнили прилюдно оставшихся девятерых. Бежал целиком десяток — казнили сотню. Потому Мамай не сомневался, что атака продолжится.
И в самом деле, воины прикрылись от стрел щитами и снова ринулись в бой.
Но и русские, опустошив колчаны стрел, взялись за копья. Их конница начала встречный разбег. Сила удара — в скорости. Но в любом случае первые два-три ряда с обеих сторон враждующих армий, пронзённые копьями, задавленные конями, погибали сразу.
А дальше уже шла рубка на саблях — остервенелая, жестокая. Даже кони принимали участие в битве — они становились на дыбы, били чужих коней передними копытами, кусали их и людей. И всадники и лошади были залиты своей и чужой кровью.
Сеча была беспощадная. Будучи раненными, воины старались удержаться в седле. Упал с коня — затопчут насмерть, превратят в лепёшку, в кровавое месиво.
Теперь, после столкновения основных сил татар и большого полка всё решали стойкость и число воинов.
Мамай заметил, что когда большой полк русских пошёл в атаку, стали видны ряды русских пешцев, а за ними — ставка Дмитрия. Хан вгляделся пристальнее. Так и есть, сам Дмитрий на коне в красном княжеском плаще и золочёном, блестевшем на солнце шлеме-ерихонке. Рядом свита его из бояр и сигнальщики. Вот куда надо нанести удар, вот кого засыпать стрелами! Изничтожить князя и бояр, лишить русских воевод их князя. Откуда он управляет своими ратями, там и реет на древке его стяг. Ведь известно по опыту — как только князь погибнет и стяг падёт, в сердца воинов змеёй вползает неуверенность, и каждый начинает думать только о том, как спастись самому.
Мамай приказал сигнальщикам передать приказ войску — прорваться к русскому князю, засыпать его стрелами. Убьют — хорошо, в плен возьмут — ещё лучше будет.
Приказ с заминкой был исполнен. В сторону ставки князя стала прорываться группа татар, пуская стрелы. Правда, от места боя до ставки было ещё далеко, и стрелы до князя не долетали, поражая в основном стоящих перед ставкой пешцев.
Сама сеча основных сил шла в середине поля. Ни русских, ни татар противостоящие им силы не могли сломить.
И тогда Мамай отдал приказ коннице ударить по флангам русским. Слева и справа, обходя свою пехоту, вынеслись свежие воины. С воплями и воинственными криками понеслись они на полки правой и левой руки войска Дмитрия.
Но и русские не стали ждать удара татар. Мамай увидел, как рядом с князем качнулись сигнальные флажки, и кони русских пришли в движение, разгоняясь для встречного удара. Треск ломающихся копий и щитов, звон столкнувшегося железа! Музыка, лучше которой Мамай ничего не слышал. Музыка, услаждающая слух настоящего воина!
Хан, не отрываясь, смотрел на поле боя. Теперь, с вводом в бой флангов татар и русских полков правой и левой руки сеча кипела почти на всём поле — около половины фарсанга в длину и на треть в глубину. Столь большого сражения хан ещё не видел.
В самый напряжённый момент к хану подъехал мурза из свиты.
— Досточтимый и великий хан, позволь сказать слово.
— Говори! — милостиво кивнул хан, не отрывая глаз от битвы.
— Прибыл гонец с известием.
— Откуда? — удивился хан.
— Из Сарая, от верных тебе людей.
— Зови, я буду в шатре.
Хан спрыгнул с лошади и прошёл в шатёр. Здесь было тише — на открытой местности надо было кричать, чтобы услышать друг друга.
