К Рождеству Иру наверняка ожидал новый сюрприз, но спешила она сегодня не из-за этого. Макс, несомненно, был той самой золотой рыбкой, которую ей удалось наконец выловить в мутной воде пошлой и жестокой жизни, где обычно встречаются лишь бесполезные прилипчивые водоросли. Судя по дорогим подаркам, у него были на нее далеко идущие планы, с которыми она была заранее согласна. И это был по-настоящему обеспеченный человек, на порядок богаче ее прежних ухажеров. Причем его деньги были заработаны трудом и талантом, а не падали с неба дармовым наследством, как у шоколадного сынка Вали Красильникова.
Только Красильников омрачал Ирочкино счастье. За эти годы она почти простила ему возмутительный инцидент, произошедший на первом курсе, но так и не научилась относиться к нему безразлично. Замечая в коридоре Плешки тощую фигуру, которая вечно куда-то мчалась, рассыпая искры смеха, шуток и приветствий, она говорила себе, что Красильников бездарь, пустышка, тупой урод, двоечник и просто богато упакованная сволочь. И невольно прибавляла шаг, чтобы оказаться рядом, попасть в летучую ауру его обаяния. Он был огнем, на который, трепеща, летела глупая бабочка ее души. Но этот самовлюбленный огонь обжигал ее не страстью, а нечаянным равнодушием.
Если бы он позвал ее с собой на какую-нибудь очередную пошлую тусовку или пьянку, она побежала бы не раздумывая, забыв о Максе и обо всем на свете, даже о том, что случилось два года назад. Но Валька уже давно никуда ее не звал. Она наблюдала его скоротечные романы, слушала сплетни о его похождениях, снова убеждала себя, что это самый ничтожный и испорченный замухрышка на свете, и успешно забывала его до новой встречи в коридоре или аудитории.
Но встретить Валю Красильникова в стенах института ей удавалось не так уж часто, а потому его особа не слишком мешала Ириной любви. Да, она действительно любила Макса, отвечала полной взаимностью на его обожание, млела от восторгов, которые вызывала в этом взрослом, уверенно стоящем на ногах мужчине. Женским шестым чувством Ирочка угадывала, что он в ней ищет, и поворачивалась к нему именно той, желанной, светлой стороной.
Незадолго до Нового года он взял отпуск, и они отправились к нему на дачу вдвоем, только они и лес вокруг, снег и серебристое небо, настоящий дровяной камин в добавление к паровому отоплению, запасенные в холодильнике деликатесы, новая стереосистема с богатой фонотекой — одним словом, полная идиллия. Правда, Ире пришлось ездить в Москву на экзамены, но она лишь радовалась возможности обкатать свою новую машинку и заставить Макса соскучиться по ней за целый день.
На даче и произошел у них разговор, слегка удививший Ирочку.
Декабрьским вечером они сидели перед камином на пушистой овечьей шкуре и пили слабый, почти безалкогольный глинтвейн. Макс почти не употреблял спиртного — видимо, догадывалась Ира, в прошлом у него были с этим проблемы. В гостиной — никак иначе язык не поворачивался назвать этот просторный зал, превращавший обычный с виду деревенский дом в романтический замок, — так вот, в гостиной одну стену почти целиком занимало окно. Ира с трудом привыкала к сугробам, которые, казалось, лежат под ногами прямо в комнате, к зимнему пейзажу от пола до потолка — у дачи был собственный выход к реке — к чувству незащищенности, которое будило в ней открытое пространство. Она не могла отделаться от впечатления, что кто-то смотрит на нее в окно, хотя Макс много раз, смеясь, объяснял ей, что стекло прозрачно только изнутри и никто не может подойти близко — дача окружена забором, оснащенным сигнализацией. Чаще всего он шел на поводу у ее страхов и закрывал жалюзи и портьеры, оставляя лишь небольшой просвет размером с обычное комнатное окошко.
Но в тот вечер Макс был рядом, камин горел, создавая ощущение тепла и уюта, горячий напиток согревал изнутри, и Ира почти не боялась прозрачной стены, за которой в бархатно-черном небе сияли морозные звезды. Впрочем, смотреть она предпочитала на огонь.
— Ириша, мне надо попросить тебя об одной вещи, — сказал вдруг Макс.
Она ласково улыбнулась и погладила его по плечу легкой ладонью, которая немедленно была прижата к губам и покрыта поцелуями. Ире нравилась сентиментальная нежность их отношений, она нравилась сама себе, когда смотрела на себя глазами Макса и была такой, какой он ее видел.
— Сокровище мое! Я очень капризен и привередлив…
Ира про себя усмехнулась этой самокритике. Это он-то капризен! В чем-то другом — может быть. Но не с ней.
— Привередлив и ревнив, — продолжал Макс, нервно постукивая ногтем по бокалу. — Я ни за что на свете не соглашусь делить тебя ни с кем. Подожди, ангел мой, я знаю, что ты никогда не дашь мне повода, я верю тебе всецело. Но есть еще одна вещь. Скажи мне, только не обижайся: ты когда-нибудь позировала фотографам или художникам?
Пока Ира в замешательстве подбирала слова для ответа, он добавил:
— Я не имею в виду какие-то любительские снимки в студенческой компании или дома с родителями. Или детские фотографии. Я хочу спросить: кто-нибудь делал твой портрет, когда ты уже была взрослая?
— Нет, — совершенно искреннее отвечала Ира. — Почему ты спрашиваешь?
— Потому что ты очень красива. Ты прекрасна, как Мадонна. У тебя необыкновенное лицо, от него исходит свет. Если тебе еще не морочили голову, предлагая попробовать себя в качестве модели, то еще будут. И знаешь, если ты захочешь сделать такую карьеру, я тебе помогу, я сделаю все, что в моих силах. Но тогда между нами все будет кончено.
Ира тихонько рассмеялась серебристым смехом, который — она знала — Макс так любил.
— Тут ты можешь быть спокоен, — весело сказала она, — я плохо выхожу на фотографиях. Во всяком случае, то, что получалось на любительских фотках, было ужасно. А уж на документы! Вспомни мою физиономию на правах! Мне и в голову никогда не приходило стать моделью. А почему ты вообще об этом заговорил?
— Ты обратила внимание, что я тебя никогда не снимаю? — задал он встречный вопрос. — Это не случайно. Снимок, который может увидеть кто-то другой, отнимает у меня часть твоей сущности, твоей души и красоты. А я не готов пожертвовать даже малой частью. Ты моя, я тебя нашел, я тебя выносил и выстрадал. Я искал тебя всю жизнь — для себя.
— Глупый ты, — проворковала Ира, укладывая его кудлатую голову к себе на колени и думая о том, что в его жизни наверняка было какое-то тяжелое переживание, связанное с женщиной-моделью, а может быть, и не одно. Разумеется, она не собирается никому позировать, она никогда не станет огорчать Макса. Дай бог, чтобы все его капризы были такими!
То был волшебный вечер, до краев наполненный нежностью и блаженством. Ира почти забыла об этом разговоре, предварившем их ласки на теплой пушистой шкуре. Но буквально через пару дней он вспомнился. Если б не Ирино хладнокровие, все пошло бы кувырком.
Вырулив на прямую подмосковную трассу, она пришла в отличное расположение духа. Вождение успокаивало ее и придавало уверенности. Она уже с трудом представляла себе, как это раньше жила без машины, хотя водила ее без году неделя. Может, дело было в идеальной послушности и легкости чудесного «ниссанчика»?
