Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
— Серега проснется ровно в час. Отвечаю. Условный рефлекс у него. Когда бы он ни заснул, ровно в час железобетонно просыпается. Но вот проблюет ли, как проснется, — большой вопрос.
— У него перед саундчеком интервью с «Намедни».
— Не бзди, успеем.
И вправду, к часу дня Шнуров проснулся. Я и подошедший позже Алексей Пивоваров с оператором стояли перед дверью Шнурова. Директор и тромбонист Валдик попеременно выглядывали из номера и оглашали бюллетень:
— Пока не проблевал.
Мы с Алексеем по очереди склонялись к замочной скважине и глубоко вдыхали:
— По-моему, завоняло.
— Не-а, не воняет.
Неизвестно, сколько бы еще мы томились в ожидании, как вдруг распахнулась дверь и в проеме дверей показалась тонюсенькая плоть незнакомки в мужской рубашке и с ужасом в глазах:
— Его вырвало. Он просит борща.
— Ну, слава богу, — выдохнул я.
Всей ждущей гурьбой мы спустились в ресторан. Шнур с подругой заявились позже.
— Ду ю хев зе борщ? — подозрительно бодро произнес он.
— Bortch?
— Не Bortch, a Borshch. Со сметаной, вот.
— So what?[64] — переспросил официант.
— Мог бы уже русский выучить. Ладно, давай что есть.
— Bouillabaisse, s’il vous plait[65].
— Буйабес? Олеся, ты уху ела по-французски? Кстати, знакомьтесь, это Олеся. Кхе-кхе… Представься сама.
— Олеся Сухозад, ведущая NewsБлока на МузТВ. Приехала вот брать интервью у Шнурова.
— И, по всей видимости, взяла, — улыбнулся Пивоваров.
— Нет, не брала еще. — Сухозад придвинула поближе к Шнурову стул, достала из розовой сумочки диктофон и зачем-то тушь для ресниц. — Сергей, с утра, чтобы ввести себя в рабочее состояние, что вы делаете?
— Ты же видела, мать.
— А более позитивно?
— Включаю телевизор. Нет, вру. Если есть девушка, занимаюсь… как это по-русски называется, не подскажешь?
— Любовью.
— Нет. Я подскажу. Еблей.
— Спасибо! Сергей, теперь о серьезном. Лужков запретил вам петь в Москве. Что вы об этом думаете?
— Как это по-русски? Нет, не ебля. Как его? Нам похуй! А вот у Ярдова петь совсем не похуй.
— Все, спасибо, — промурлыкала Олеся.
— Так быстро? — Мы с Пивоваровым переглянулись.
Сухозад нежданно удалилась в спа, а Пивоваров придвинулся к Шнуру поправить петличку, потом повернулся ко мне.
— А можно еще вина?
Я попросил официанта принести еще одну бутылку шабли.
— Сергей, Куршевель без олигархов, это как Шнур без мата. Согласны? — Пивоваров по-парфеновски закинул ногу на ногу.
— Олигархи и отрицание олигархов — это как близнецы-братья, как советское и антисоветское, как инь и ян. — Шнур зачерпнул ложкой уху. — Жидкое говно этот ваш буйабес. У кого-то комбинезон от Gucci, а у кого-то, блядь, от фабрики «Салют». Но все равны. Я бы даже сказал, одинаковы.
— Что тогда успех? И кого считать успешным?
— Человек успеха всегда занят, некогда ему отвлекаться. Но, как говорил этот… как его, сука, немец, не любивший евреев, точно, Хайдеггер, неотложные дела — прикрытие пустоты. Куршевель придуман, чтобы бежать из пустоты, чтобы скрыть внутреннее безделье.
Это, извините, как? — Пивоваров взял бокал шабли за ножку, аккуратно повращал его вокруг своей оси, поднес к носу, сделал осмысленный вдох, но пить почему-то не стал.
— Одноклеточные, тупые паразиты, как Прохоров, как Абрамович, не производят осадочной породы. Я вот, сука, все жду, когда родятся, слово забыл, как его…
— Экзистенциальные, — подсказал тромбонист Валдик.
— Именно. Экзистенциальные внуки князя Мышкина. А курить здесь можно?
— Мышкин, насколько я помню, был лузером.
— Взгляни на нашего официанта. Он лузер? Он слишком услужлив, слишком, сука, элегантен, слишком внимателен, слишком шустр. Блядь, он играет с нами. Но в кого? Да в себя, лузера. А раз играет, то, сука, уже не лузер.
Пивоваров слегка помрачнел. Ему явно хотелось иного развития сюжета. Я посмотрел на часы — надо было закругляться.
— Не грузись. — Шнур затушил сигарету в бокале с шабли. — И вообще, зачем, блядь, истязать себя неосязаемыми ценностями, если можно собрать пять наклеек от бульонных кубиков или десять пивных пробок и выиграть поездку в Милан?
Только мы засобирались, как в ресторан ворвался Ярдов, красный от мороза, в нахлобученной ушанке из соболя и пальто от Kenzo песочного цвета.
— Раз Шнур говорит, что Прохоров — паразит, так оно и есть. И это, во-первых…
Уступи телку, будь другом!
— Во Французские Альпы, в деревню Куршевель, слетелись олигархи, министры, депутаты, губернаторы, люди, львы, светские львицы, рогатые олени, орлы и куропатки. Слетелись, чтобы попасть на антибуржуазную вечеринку пивовара Ярдова, — хороший зачин для интервью, что думаете? — Светский обозреватель «Коммерсанта» Анна Тонова придвинула ко мне свой ноутбук.
— Забавно. — Мы сидели на террасе ресторана Le Pilatus, расположенного на макушке Куршевеля, впритык к аэродрому, принимая солнечные ванны и наблюдая, как невесомо взлетают и садятся блестящие фальконы.
— Со Шнуром у вас без эксцессов?
— Да, все нормально. Проснулся он в полдень, выблевал, слава богу, и сейчас на саундчеке.
— А босс ваш всегда опаздывает на интервью? — Анна взглянула на часы.
— Не всегда. Чаще не приходит. Но вам повезло. Вон он приближается. — Ярдов обошел половину террасы поздороваться с олигархами, министрами, львами и львицами. Здесь его, помимо отдыхающих, знает весь персонал ресторана, поэтому вскоре из колонок послышался сладкий голос Кати Лель.
— Попробуй муа-муа, попробуй джага-джага, попробуй у-у, тебе это надо-надо, опять мне кажется, что кружится голова, моя мармеладная… Извини, красавица, опоздал. — Ярдов, припеваючи, развалился в шезлонге и протянул Анне джагу-джагу, то есть косяк.
— Лучше закажите мне кир рояль, — Анна включила диктофон. — можем начать? Вы продаете билеты на вечеринку за пятьсот евро. Это вопиющий снобизм. Здесь на тусовки пускают бесплатно. При этом вы заявляете, что хотите сдуть пыль с буржуазной спеси. Как вас понимать?
— Я сын шахтера, сам в прошлом шахтер. А шахтеру без самоиронии никак. А есть ли ирония у олигархов? Если придут на вечеринку, значит, не разучились еще смеяться над собой. Не придут — конченые пидарасы. В смысле потерянные. А где Левитин?
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
