— Ваш посол сначала велел машину пригнать к вам. Но когда увидел то, что от нее осталось, разрешил забрать на свалку. Вначале ее, правда, тщательно осмотрел твой коллега. Я даже опасался, что он застрянет там где-нибудь в исковерканном железе, так он усердствовал.
— Где машина? — упрямствовал Алексей.
— На одной нашей полицейской стоянке. Я прибрал ее, не разрешил пускать под пресс. Так и чувствовал, приедет тиос Алексис и строго спросит: «Где машина?», а если я ничего вразумительного не отвечу, за меня возьмется отец. А я еще молодой, неженатый, мне пожить охота… Что ты смеешься? Это правда жизни.
— Что у тебя еще по этому делу? Ты ведь не только из-за страха перед отцом так прозорливо машину не утилизовал.
— Ну, есть кое-что. Но так навскидку я не помню. Надо подъехать в офис, поглядеть бумажки.
— Сейчас поедешь, поглядишь и привезешь их мне, можно копии.
— А обед?
— А я посторожу. — Лицо Алексея оставалось невозмутимым. Он закинул маслину себе в рот и, склонив голову к плечу, поглядел вопросительно на Кироса.
— Уже иду, — пробурчал тот, схватив со стола хлеб, политый маслом с травами. — Я быстро, — предупредил он.
Действительно, обернулся он быстро и накинулся на жирную жареную камбалу, которую, как распорядился Алексей, подали как раз к его появлению. Кирос занялся рыбой, а Руденко документами.
* * *
В одной из комнат для допросов «Матросской Тишины» было накурено и душно. Топили уже по-зимнему. За оконцем, расположенным высоко под потолком и забранным решеткой, брызгал дождик, будто старый желчный старик плевался. Снаружи поздняя осень — пронзительно свежий воздух и промозглая сырость с налипшими на мокрый асфальт опавшими листьями.
Духота и запах казенного пыльного помещения со старой обшарпанной мебелью и окрашенными в тошнотворный оттенок стенами нагоняли на полковника Ермилова привычную тоску и сонливость. Да еще погода пасмурная…
Юрий Леонидович Дедов, сидящий напротив Ермилова, сутулился и выглядел сегодня подавленным. Он уже успел пожить в камере, успел пропитаться тюремным духом и осознать, что арест — это не случайность, помощь ниоткуда не придет, а влиятельные люди, считавшиеся еще несколько дней назад друзьями, вычеркнули его из своей жизни.
— Дедов, вы один из управляющих акционеров Банка Кипра, — огорошил его Ермилов, показывая копии документов. — Я уже послал официальный запрос на Кипр, и, полагаю, мы получим ответ в ближайшее время. Также здесь копии квитанций на ваши расходы по приему важных гостей на ваших виллах на Кипре. Или вы все же признаете, что купили эти виллы ваши гости, а на вас лишь зарегистрировали недвижимость?
Юрий молчал, опустив голову, он и смотреть не стал на копии документов, догадываясь, что это те самые бумажки, которые ему надо было сразу же уничтожить, а не хранить в компьютере посольства. Дедов полагал, что там самое безопасное место…
— Вы человек педантичный, даже незначительные расходы фиксировали. Возникает справедливый вопрос: за чей счет банкет? Госсредства, как мы убедились, вы не растрачивали. Это, наверное, те деньги, что вы под чутким руководством тогдашнего чиновника Внешторга выводили вместе в офшоры. Где наличкой, где созданием фирм-однодневок и так далее. Кстати, среди найденных квитанций есть платежки и кое-какая документация по «Поларису», о котором мы с вами уже беседовали. С помощью этих копий мы получим подлинники большинства документов, так сказать, зная, где их теперь искать. Не сомневайтесь. Из этого же источника поступила информация о том, что вы торговали вином, поставляя его в Россию. Суммы, указанные в документах, говорят о том, что вино было, по-видимому, золотое. Уж очень дорого. Что же вы молчите?
— Что вы хотите услышать?
— Правду.
— Мне надо подумать. Отправьте меня в камеру. — Довольно острый нос Дедова заострился еще больше. Юрий заметно осунулся, набрякли мешки под глазами. Выглядел он нездоровым.
Олег позвал конвой, понимая, что бастионы защиты Дедова вот-вот рухнут и не стоит сейчас излишне давить.
В камере ситуация изменилась к худшему. Вдобавок к первому уголовнику появился второй. Они уже подошли вдвоем. Второй, в грязной синей майке, поигрывая мышцами, стоял за спиной первого, который уже почти привычно уведомил Юрия, что осталось ему недолго. Как только выдастся удобный момент, его порешат, утопят в унитазе, придушат подушкой. В общем, вариантов много и шансов у Дедова выжить нет.
Юрий знал один-единственный выход из этой ситуации, который ему категорически не нравился… Дедов должен был признаться в том, сокровенном, что он оставлял для себя на черный день, на что возлагал огромные надежды. Но теперь все яснее понимал: если сейчас не совершит это признание, то черный день наступит в ближайшее время и помощь уже просто не понадобится.
Дедов все еще барахтался в своем депрессивном состоянии. Он всю сознательную жизнь пытался отстаивать свое — должность, деньги, жену, которую безумно ревновал. Теперь и саму жизнь, хотя боролся за нее инстинктивно, только потому, что ее пытались отобрать силой. Если бы этого не происходило извне, он бы уже сдался, ведь разрушение психики началось изнутри и задолго до ареста.
Единственное успокоение, хоть и кратковременное, наступало, когда он предавался воспоминаниям. Юрию казалось, что самые счастливые годы пришлись на его бытность в Португалии. Он тогда словно заново родился — другая жизнь вокруг и перспективы, которые витали в воздухе, только успевай хватать.
Вернувшись в СССР из загранкомандировки, столкнувшись с подзабытой действительностью, Дедов было приуныл. Но через полгода Граевский, крайне заинтересованный в этом, отправил его снова в Португалию, уже на должность эксперта в торгпредство. И снова были встречи с разными людьми, которым он передавал запечатанные пакеты. В этот раз Юрий отработал всего год в Лиссабоне и был отозван.
Он не сразу понял, что готовится его главный торжественный выход уже в роли заместителя торгпреда. В 1991 году, когда СССР рушился, Дедов отряхивал прах со своих ног, отправляясь на Кипр с семьей. Поскольку в Никосии есть российская школа при посольстве, то он мог ехать туда с детьми.
Когда стало ясно, что Советский Союз приказал долго жить, Дедов подсуетился и перевел сына в американскую школу в Никосии (American international school in Cyprus), где обучались дети посольских работников разных стран не только в совершенстве владеть английским и французским, но и где велись активные занятия спортом — большим теннисом, футболом, регби и верховой ездой. Правда, перевод сына в такую школу был связан и с другими обстоятельствами, в корне изменившими жизнь Юрия Леонидовича…
На Кипре Дедов сначала подрастерялся. В должности заместителя торгпреда он преисполнился важности и опасался лишних телодвижений. Ему показалось, что он может и делает уже карьеру без темных делишек с подачи Граевского. Тем более торгпред Перов, уже уволенный с работы во Внешторге, не давил на Юрия, и какое-то время Дедов испытывал чувство, похожее на эйфорию. Но недолго.
