Глава 18
В течение трех дней и ночей, пока длились свадебные торжества, молодые лишь изредка и ненадолго, отдавая дань приличиям, появлялись среди многочисленных гостей, пировавших в главном ЗШ16 Тауэра, чтобы при первой же возможности снова удалиться в отведенные им покои. Стивен, казалось, стремился вознаградить себя и Мэри за тот длительный период вынужденного воздержания, который предшествовал их свадьбе.
Мэри с восторгом отдавалась его страстным и нежным ласкам. Она быстро постигала искусство любви, которому он терпеливо обучал ее в тиши просторной спальни, и могла теперь удовлетворять его желания бесчисленными способами, о коих прежде не имела и понятия. Счастье ее было бы полным, оно поистине не знало бы границ, если бы его не омрачало неотвязное воспоминание о последних словах Малькольма. С того самого дня, когда ей стало известно, что Малькольм согласился отдать ее в жены де Уоренну, она не раз мысленно именовала его жестоким, бездушным человеком, пренебрегшим ее благополучием ради политических целей, но даже во время самых тяжких и горестных раздумий о том, что отец не моргнув глазом предан ее, ей и в голову не могло прийти, что он так коварен, хитер и вероломен. Это открытие стало для нее еще более жестоким потрясением, чем все события последних месяцев вместе взятые. Но она не могла поделиться своим горем со Стивеном, ведь это означало бы предать седа, которого в самых потаенных недрах души она не переставала любить. Слишком свежи были воспоминания о той отеческой заботе и ласке, о том доверии, коими он дарил свою любимую дочь на протяжении всей ее жизни. И как же мог он теперь, после всех этих долгих лет взаимной любви и приязни, предложить ей такое? Он хотел заставить ее предать Стивена! Он приказал ей шпионить за собственным мужем!
Предшествуемые отрядом рыцарей со знаменем Нортумберленда, гордо реявшим над кавалькадой, Мэри и Стивен приближались к Элнвику. Стивен то и дело обращал к ней испытующий взгляд, и каждый раз Мэри невольно вспыхивала и отводила глаза. Она впервые в жизни решила ослушаться своего отца, ибо ничто на свете не могло бы теперь заставить ее предать интересы Стивена, но она также не считала себя вправе открыть ему планы Малкольма, рассказав о последнем разговоре с ним. А ведь подобная ее скрытность могла таить в себе немалую опасность, ведь то, что Малькольм, как выяснилось, вовсе не намерен был идти на мировую со своим заклятым врагом и не собирался складывать оружие, грозило новой войной. Каково будет ей, если шотландские войска в самое ближайшее время неожиданно вторгнутся в Нортумберленд? Что она скажет Стивену? Как посмотрит ему в глаза? Снедаемая этими мыслями, Мэри растерянной, вымученной улыбкой ответила на очередной вопрошающий взор своего супруга.
— Вот мы и дома, Мэри! — ликовал Стивен, указывая рукой на возвышавшиеся впереди них башни Элнвика.
— Дома, — словно эхо, отозвалась Мэри. Она решительно тряхнула головой, отгоняя прочь мысли о вероломстве отца и новой угрозе миру между Англией и Шотландией. — Я буду вам хорошей женой, Стивен, верной, заботливой, преданной. Верьте мне! — Слова ее прозвучали так, будто она, отстаивая свою правоту, возражала какому-то невидимому собеседнику, и это не укрылось от внимания Стивена.
— Вас что-то беспокоит, Мэри? Скажите мне! Я заметил, что с самого дня нашей свадьбы вы порой становитесь грустной и задумчивой, говорите со мной через силу и печально вздыхаете. Что вас так тревожит, дорогая? За столом вы почти ничего не едите, по ночам то и дело вскрикиваете во сне? Неужто вы до сих пор не оправились после той ночи, когда какой-то негодяй столкнул вас в Темзу? — участливо спросил он.
— Да-да, вы угадали, Стивен! Я тогда так испугалась, что при воспоминании о том ужасном событии мне и теперь часто становится не по себе. Но это скоро пройдет, обещаю вам, — зардевшись от стыда, что вынуждена была прибегнуть ко лжи, скороговоркой выпалила она и искоса, украдкой бросила взгляд на его встревоженное лицо.
— А я уж готов был приписать это вашей тоске по родным, по дому, — он помедлил и нерешительно добавил, — или же тому, что я не мил вам.
