Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
– И на этом все кончилось?
– Нет. – Еще бы: иначе бы Никола не боялся так. – В какой-то момент он упомянул о соляном мальчике. Тогда я вспомнил, что дома у меня лежит старая книжка. Я ему о ней рассказал, и мы начали переговоры.
Вот почему Космо звонил Гави несколько раз перед тем, как его убили.
– Он заплатил, я вручил ему товар, все честь по чести, – похвалялся Никола. – Потом неожиданно повернулся спиной и задрал фуфайку: большой кусок пластыря был прилеплен на уровне правой почки. – Сразу после сделки кто-то пытался ударить меня ножом. Я уцелел только потому, что оказался крупнее и вывернул ему руку. Потом сбежал.
В очередной раз кто-то пытался похоронить эту историю. Любой ценой.
Но Маркус должен был задать самый важный вопрос:
– Почему Космо купил книгу? Что заставило его думать, что она имеет какое-то отношение к соляному мальчику?
Никола улыбнулся:
– Я убедил его. – Лицо Гави болезненно исказилось, но то была старая боль, никак не связанная с разбитым лбом. – Тут ничего не поделаешь: как ни старайся убежать, но твое детство преследует тебя.
Пенитенциарий понял, что все это лично затрагивает Николу.
– Ты когда-нибудь убивал кого-то, кого любишь? – Гави улыбнулся, тряхнул головой. – Я был привязан к ублюдку, но он сразу понял, что я не такой, как другие дети. И лупцевал, стараясь выбить из меня что-то, чего я сам тогда до конца не понимал. – Никола шмыгнул носом. – Так в один прекрасный день я обнаружил, где он прячет пистолет, и застрелил его, пока он спал. Спокойной ночи, папочка.
Маркус почувствовал глубокую жалость.
– Но об этом преступлении – ни слова в твоем досье.
Никола коротко рассмеялся:
– Девятилетнего не сажают в тюрьму, даже не судят. Препоручают социальным службам и отправляют в такое место, где взрослые пытаются понять, зачем ты это сделал и сделаешь ли снова. По-настоящему никто не стремится тебя спасти. Тебе делают промывание мозгов, пичкают медикаментами и успокаивают свою совесть, уверяя, что все это – для твоего блага.
– Как называлось то место? – спросил Маркус, почуяв какую-то связь с тем, что он ищет.
– Институт Кроппа, – тут же выпалил Никола и помрачнел. – Когда я застрелил отца, кто-то вызвал полицию. Меня заперли в одной комнате с психологом, но мы почти все время молчали. Потом за мной пришли, глубокой ночью. Когда я спросил, куда мы едем, агенты ответили, что это секрет. Заявили с улыбочками, что мне оттуда никогда не удрать. Но я и не собирался, поскольку не знал, куда мне еще податься.
Маркус заметил, как тень пробежала по его лицу: вместе со словами оживали воспоминания. Никола продолжал.
– За все годы, какие я провел там, в институте, я так и не узнал, где точно он находится. По моему разумению, место это могло располагаться где угодно, хоть на Луне. – Он помолчал. – Выйдя оттуда, я всегда себя спрашивал, происходило ли все это в действительности или только в моем воображении.
Последняя фраза Маркуса заинтриговала.
– Ты не поверишь, – горько рассмеялся Гави, потом продолжил серьезным тоном: – Мы как будто бы жили в сказке… Только выйти из нее не могли.
– Расскажи мне ее.
– Тот доктор, профессор Кропп, психиатр, выдумал эту штуку насчет «терапевтического вымысла», так он это называл. Каждому назначался персонаж и сказка, в зависимости от психической патологии. Я был стеклянным мальчиком, хрупким и опасным. Был мальчик пороховой, соломенный, воздушный…
– И соляной? – вставил Маркус.
– По сказке, он был умнее других детей, но именно поэтому все его избегали. Он делал еду несъедобной, при его приближении высыхали растения, увядали цветы. Он как будто разрушал все, к чему прикасался.
Неугомонный ум, рассудил Маркус.
– Какая у него была патология?
– Скверная, – отвечал Гави. – Расстройство сексуальной сферы, скрытая агрессия, заметная склонность ко лжи. Но все это сочеталось с высочайшим коэффициентом умственного развития.
Маркус подумал, что такое описание вполне подходит монстру. Неужели Никола и правда в детстве был с ним знаком? Может, так оно и есть, раз кто-то ударом ножа пытался заставить его замолчать.
– Кто был соляной мальчик?
– Я хорошо его помню: он был любимчиком Кроппа, – заявил Никола, и надежда Маркуса окрепла. – Карие глаза, каштановые волосы, довольно обычная внешность. Ему было лет одиннадцать, но он уже какое-то время находился в институте, когда туда привезли меня. Робкий, замкнутый, всегда наособицу. Хрупкий, слабенький, идеальная жертва для тех, кто постарше, – но его не трогали. Боялись. – Никола уточнил: – Мы все боялись его. Не могу объяснить почему, но – боялись.
– Как его звали?
Никола покачал головой:
– Мне очень жаль, приятель: никто из нас не знал настоящих имен товарищей, это входило в терапию. Прежде чем поместить в группу, тебя долго держали в одиночестве. Кропп и его сотрудники убеждали забыть, кем ты был раньше, и вытеснить из памяти преступление, которое ты совершил. Думаю, они ставили перед собой цель перестроить личность ребенка, начиная с нуля. Я вспомнил, как меня зовут и что я сотворил с отцом, только в шестнадцать лет, в тот день, когда было решено, что я могу вернуться в реальный мир, и судья огласил перед всеми мое настоящее имя.
Маркус подумал, что этих сведений достаточно. Но нужно было выяснить кое-что еще.
– От кого ты скрываешься, Никола?
Тот открыл кран, сполоснул руки.
– Как я тебе говорил, мы все боялись соляного мальчика – а детки там у нас подобрались крутые, натворившие ужасных дел не моргнув глазом. Я не удивлюсь, если этот мальчик, на вид такой хрупкий и беззащитный, сейчас, в эту самую минуту, причиняет кому-то зло. – Он уставился на отражение Маркуса в зеркале. – Может, тебе тоже следует его бояться. Но ножом меня ударил не он.
– Так ты видел в лицо того, кто тебя ударил?
– Он напал сзади. Но у него были руки старика, это точно. Еще я заметил на нем ужасные синие башмаки.
10
Квартира Астольфи была обозначена как «пункт 23».
Число 23 представляет собой арифметическую прогрессию. Как раз это Моро и объяснял на тайном собрании, которое состоялось поздним вечером в кабинете комиссара.
В нем принимали участие немногие избранные лица. Кроме хозяина кабинета, вокруг стола сидели представитель министерства внутренних дел, глава комиссариата общественной безопасности, представитель прокуратуры и комиссар Креспи.
– Двадцать три дела, – уточнил комиссар. – Первое относится к 1987 году. Трехлетний мальчик падает с балкона пятого этажа высотного дома. Полагают, что это несчастный случай. Через несколько месяцев с девочкой чуть помладше, живущей в том же квартале, случается то же самое. Оба раза отмечается странная вещь: на правой ноге обоих погибших не хватает башмачка. Куда они подевались? Соскочить во время падения они не могли, и родители уверяют, что в доме их тоже нет. Случайность? Задерживают девушку, которая работала няней в обеих семьях. Среди ее вещей обнаруживают оба башмачка, а в ее дневнике – вот такой рисунок.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
