— Переведите, — просил Виноградов, — я дам аспирин, чтобы сбить температуру. Что он головой замотал? Что он — против аспирина?!
Чем настойчивее я объяснял, тем отчаяннее мотал головой доктор Кришнамурти, но, когда он начинал уже просто стонать и, казалось, настолько возмущен аспирином, что кинется немедленно к больному и вырвет аспирин у него из рук, доктор Кришнамурти, улыбнувшись, произносил: «Олл райт!»
Южные индийцы, если желают выразить свое одобрение, покачивают головой. Стоит целая шеренга людей, смотрит, как наши артисты последний раз перед сценой репетируют, и как бы демонстрирует неодобрение. Артисты даже нервничали: «Что не так?» А люди в действительности покачивали головой, как бы приговаривая: «Ну и молодцы!.. Ну и красавицы!»
Зато, когда я как-то спросил сторожа, в своем ли кабинете мистер Рао, тот вытянул губы трубочкой и три раза коротко свистнул. Правда, тут же перевел это на понятные слова: «Ушел, сэр».
…Обслужив клиента, писец потянулся, сладко зевнул и поманил пальцем. Из соседней чайной вышел мальчонка в цветастой юбочке со стаканчиком на подносе.
— Желаете напечатать что-нибудь, сэр? Извините, извините, я понимаю, что вы — грамотный, но, знаете, как бывает: вы в чужом городе, ваш офис — далеко, а нужно что-то напечатать. В случае чего заходите прямо сюда. Меня зовут Джайпракаш Менон, я работаю здесь каждый день.
Я уверен, что мне никогда не придется обращаться к Джайпракашу Менону, мастеру высокой квалификации, принимающему жалобы на малаялам, тамили и языке каннада. Но могу подтвердить, что работает он быстро, уверенно и печатает прямо набело без ошибок.
Храм Вишну на змее
У лица, перпендикулярная той, на которой стояла наша гостиница, замыкалась с одной стороны старыми городскими воротами, а с другой — огромным вытянутым зданием с длинной, слегка как бы просевшей посередине темной крышей. Пышное и массивное, оно возвышалось над всеми окружающими строениями и было по своей форме настолько несовременным, что наводило на мысль о храме.
Отдыхавший в тени на углу старик — с обнаженным торсом и шнурком дваждырожденного через плечо — подтвердил: «Да, это храм, и я — один из брахманов его».
Мне приходилось уже бывать в индуистских храмах. Пускали туда очень охотно, только просили разуться у входа. Так же охотно объясняли, что к чему. Правда, нас предупреждали, что в каждом случае нужно спрашивать разрешения. Я спросил брахмана: можно ли мне зайти в этот храм?
— Нет, — отвечал брахман, огорченно кивнув, — нельзя, никому нельзя, только индусам. Но и индусам, — добавил он, словно желая смягчить горечь отказа, — нельзя входить туда в европейском платье. Только в дхоти, без рубашки, босым.
Из-за угла выкатил огромный автобус с поляризованными стеклами. В таких автобусах ездят обычно заморские туристы и гости правительства. Местные жители предпочитают автобусы с естественной вентиляцией, то есть без стекол, — они дешевле и вместительней. Автобус уверенно подкатил к храму, и это вызвало у меня сомнение в правоте брахманских слов.
Но старик уже ушел по своим делам, и переспросить было некого. Времени у меня тоже не было — через два часа ждали в университете, а надо было еще пообедать.
Среди прохожих довольно часто попадались босые люди в черных рубашках и черных юбках. На лбу у них был круг с красным пятном посередине, пересеченный тремя горизонтальными желтыми полосами.
Впервые я увидел таких людей еще в далеком отсюда городе Бангалоре, но среди оглушающего разнообразия одежд и человеческих типов не придал их виду значения.
Индийская толпа необычайно разнообразна. Оттенки кожи — от почти черного до почти белого; костюмы — от европейской тройки с галстуком до скуднейшей набедренной повязки. Знаки на лбу? Но вот у торговца в лавке неровная желтая полоса и алый мазок; у кого-то лоб вымазан чем-то серым; прошел пожилой мужчина в шафрановом одеянии, и на лбу у него трезубец: два зубца белые, а средний красный. Да и нам мазали лоб в знак приветствия всюду, куда мы ни попадали, и один раз краску не удавалось отмыть дня три. И всех этих людей разных цветов кожи, в разнообразнейших одеяниях можно встретить в один день и один час на одной улице. И говорить они будут на одном языке, и принадлежать к одному народу. Это разнообразие очень трудно понять, даже когда его видишь.
Итак, увидев людей в черном впервые, я не обратил на них особого внимания, но как-то зафиксировал в своем сознании. Второй раз я заметил их на железнодорожном вокзале тамильского города Коимбатур, где мы ждали поезда на Кералу. Несколько человек в черном с желтыми полосами на лбу ждали того же поезда. Мое внимание привлек один из них — совершенный европеец по виду: рыжеватые волосы, варяжская борода, поросшие жестким рыжим волосом ноги. Он что-то говорил, смеясь, и слушатели тоже смеялись. В Индии иной раз встречаешь европейцев, носящих индийское платье, но этот был настолько — вплоть до бороды! — похож на знакомого мне московского востоковеда, что я взглянул на него пристальнее.
Стоявший рядом индиец, провожавший нас, заметил мой внимательный взгляд.
— Знаете, кто это? Это паломники, временные монахи. Сорок дней они не едят мяса, спят на земле, уходят от своих жен. Они идут в храм Вишну в Тривандраме, очень известный на Юге храм. Потом возвращаются домой с ожерельем из красных ягод на шее. Эти ягоды высыхают и становятся такими твердыми, что их даже оправляют в золото и серебро. Сто одна ягода, и, перебирая каждую, надо сказать: «Ом-ом».
— А этот европеец — тоже паломник?
— Европеец? Какой, сэр? Этот? Это не европеец. Это очень набожный человек. Раз в год он ходит в Тривандрам поклониться Вишну на Шеше, громадном змее. И Вишну сделал чудо. Двадцать лет этот человек был черным, как все, а потом вдруг стал белым. Все люди это помнят.
Конечно, в «далекой Индии чудес» — но все же… Я недоверчиво обернулся к нашему доктору Александру Виноградову, чтобы перевести ему, но встретился глазами с доктором Кришнамурти. Тот утвердительно качал головой и постанывал в знак согласия:
— Да, да, именно так.
Доктор Виноградов пожал плечами и обещал проверить дома, в Перми, на кафедре биологии мединститута. Вообще-то он слышал, что альбинизм, закодированный в генах, может проявиться не сразу, но проверить надо! (Уже в России Александр Борисович Виноградов сообщил мне, что явление это вполне возможное. К сожалению, вопросом причастности к нему бога Вишну их кафедра не занимается из-за отсутствия специалистов. Зато я по прошествии немалого времени могу не темнить насчет «знакомого востоковеда»: это был вылитый мой друг — востоковед-бирманист Игорь Можейко, более известный широкой публике как писатель Кир Булычев. Вылитый он, только ростом пониже!)
Понятно, что после этого я уже представлял себе, кто эти люди и куда идут. Люди в черном шли к храму.
В лавке на углу я купил забавную маску, сделанную из скорлупы какого-то крупного и твердого ореха: бородатый нечесаный человек с тремя полосами и пятном на лбу. Торговец подтвердил, что это изображение паломника.
