— Баю, баю, баиньку, Усыплю я заиньку. Дам ему морковочку, Пусть идет на горочку. Там на горке, на горе Во дремучем лесе Стоит пень трухлявенький, В нем дед живет кудрявенький. Даст морковку зайка деду, Отведет он всяку беду… За ее спиной раздалось негромкое покашливание. Валя отвернулась от окна и увидела Вадима. Тот стоял у порога детской и с удивлением глядел на нее.
— Здравствуйте, — растерянно пробормотала Валя, продолжая машинально баюкать давно успокоившегося младенца.
— Добрый день. Какая странная песня. Я никогда не слышал.
— Это мама пела моим сестрам, — пояснила Валя и добавила с робостью: — Вам… не понравилось?
— Почему? — Вадим удивленно вскинул брови. — Понравилось. Даже очень. — Он потоптался на месте, затем нерешительно подошел ближе к Вале. Взгляд его уперся в малыша. — Он плакал? — спросил Вадим, указывая на Антошку.
— Немножко. Он учился держать головку.
— А… не рано? — поинтересовался Вадим с неловкостью.
Он явно не знал, как себя вести с ребенком, и напоминал Вале большого, неуклюжего медведя, случайно забредшего в танцевальный зал. Это выглядело смешно и забавно, и она невольно улыбнулась. Вадим тоже улыбнулся в ответ. Валя впервые видела его улыбку и не могла не признать, что она придает ему обаяния. Они стояли друг напротив друга, теплая головка малыша удобно лежала у Вали на локте.
«Сейчас или никогда», — неожиданно решилась она и, прежде чем Вадим успел что-либо еще сказать, сунула ему Антошку.
— Возьмите его. Держите.
Он судорожно сжал руками крошечное тельце, неуклюже наклонился к нему, плечи его напряглись, подбородок выдвинулся вперед.
— Я… уроню.
— Не уроните, — уже совсем успокоившись, твердо проговорила Валя. — Давайте, я вам помогу. Эту руку нужно держать так, а эту вот так. Поняли? И расслабьтесь, он же не тяжелый, легче пушинки.
— В том-то и петрушка, что не тяжелый, — смущенно произнес Вадим. — Весил бы он килограммов двадцать, тридцать, не было бы проблем. А с такими муравьями я чувствую себя полным кретином — вот-вот сомну в лепешку.
— Не сомнете, — успокоила его Валя, — у вас уже неплохо получается.
Она внимательно вглядывалась в лицо Вадима и видела, как оно светлеет на глазах. От этого на сердце у нее стало легко и солнечно.
— Он просто чудо, — тихо сказала она, поглаживая ребенка по редкому, шелковистому пушку на голове, — я его очень люблю. Честное слово.
— Я вам верю, — очень серьезно проговорил Вадим.
Он уже справился с неловкостью и страхом навредить малышу и держался более уверенно и непринужденно. В его облике даже появилась своеобразная, хотя и несколько громоздкая грация.
— Может быть, присядете? — предложила ему Валя.
— Нет, я вполне доверяю собственным ногам.
— А… а хотите, мы покажем, как Антошка берет игрушки? — выпалила она.
— Ну… пожалуй. — Вадим отдал малыша с явной неохотой.
Валя положила Антошку на столик, приблизила к нему погремушку. Тот засиял и потянулся к ней ручонками.
— Вот так! Вот какие мы! — с гордостью приговаривала Валя, косясь на Вадима — какое впечатление на него производят успехи сына.
— Здорово, — произнес тот. — А если я ему дам, он тоже возьмет?
— Почему нет? — Валя протянула ему погремушку: — Нате, пробуйте.
Вадим помахал игрушкой перед носом у младенца.
— Не так близко, подальше, — назидательным тоном заметила Валя.
— Понял. — Он слегка отвел руку. — Вот так?
— Да, теперь в самый раз.
Дверь распахнулась, и на пороге предстала Кира. При виде Вадима, сжимающего в огромных пальцах разноцветную погремушку, лицо ее вытянулось от изумления:
— Вадик! Разве ты уже вернулся?
— Да, — проговорил Вадим, продолжая трясти игрушкой, — встречу отменили.
— Но… ты не позвонил. — Кира медленно подошла к столику.
В голосе ее слышалась плохо скрытая обида.
— Я звонил. Ты не брала трубку. — Вадим наконец перестал играть с ребенком, отдал Вале погремушку.
Антошка разочарованно захныкал.
— Давно он у тебя бодрствует? — спросила Кира у Вали, беря малыша на руки.
— Минут сорок.
— Ему давно пора спать. — Кира окинула Вадима критическим взглядом. — Ты что, держал его на руках?
— Да, — с гордостью ответил тот.
— Он мог тебя выпачкать.
