«Спецслужбы Гватемалы при поддержке ЦРУ инспирируют проведение на территории Кубы операцию по физическому устранению Фиделя, Рауля Кастро, а также Че Гевары. Кодовое название операции — „Кондор“. В операции запланировано использование трех исполнителей. Имена и срок операции — неизвестны.
По линии ЦРУ операцию „Кондор“ курирует служба разведки. Я откомандирован на Кубу для осуществления тайного контроля над подготовкой и проведением операции. Моя переброска планируется из Восточного Берлина через Западную Германию, откуда под именем Гюнтера Тауберга, корреспондента газеты „Нойес Дойчланд“, должен отправиться на Кубу не позднее шестнадцатого мая.
С момента моего прибытия на авиабазу США „Рейн-Майн“ в Западной Германии и до момента отбытия буду под наблюдением сотрудников западногерманской разведки.
В целях возможной передачи экстренной информации прошу дать мне контакт для связи с Центром на Кубе.
Мангуст». Первый заместитель начальника советской внешней разведки генерал Мортин повторно пробежался по тексту донесения; информация носила характер чрезвычайной важности, поэтому теперь срочность этого вызова ему стала понятна.
— Та-ак… — рассеянно протянул он, бросил короткий взгляд на сидящего напротив Павлова, начальника Управления «С» (нелегальная разведка), и перевел его на своего шефа, генерал-лейтенанта Сахаровского.
— Ну что, Федор Константинович, ознакомился? — спросил Сахаровский, забирая лист с текстом. — И какие будут мысли?
— Мыслей — ворох, Александр Михайлович, сразу даже и не соображу, — мотнул головой Мортин. — Давно получили? — адресовал этот вопрос он уже Павлову.
— Только что…
— И причем по экстренному каналу… — акцентировал Сахаровский. — Поэтому времени для соображений и принятия решений у нас — до утра. Сегодня на семнадцать часов я вызван к Шелепину, — глянул он на часы. — Как раз буду докладывать об успехах группы Алексеева на Кубе и о наших проблемах в Германии. К этому времени у меня должен быть готовый план наших действий. У нас с вами — четыре часа сорок минут, давайте-ка обговорим ситуацию и обсудим некоторые ее детали. Виталий Григорьевич, — обратился Сахаровский к Павлову, — давайте начнем с вас.
Председатель КГБ Шелепин принял Сахаровского ровно в семнадцать ноль-ноль. Заслушивание по темам и ответы на вопросы у начальника Первого главного управления заняло сорок три минуты. Закончив доклад, Сахаровский положил на стол председателя папку. Это было донесение «Мангуста» и план работы по нему.
— Что это? — спросил Шелепин и открыл мягкую с теснением обложку.
Сахаровский не ответил; это было излишне. Погрузившись в чтение документов, председатель Комитета понял все сам, а поняв, с укоризной сказал:
— Александр Михайлович, с этого и надо было начинать. Когда получили шифрограмму?
— Пять часов назад, в двенадцать…
— Почему не доложили сразу?
— Александр Николаевич, вы ведь сразу стали бы задавать вопросы, а пять часов назад к ответам на них я готов не был.
— А сейчас, я смотрю, готовы… — медленно проговорил Шелепин, читая план мероприятий. — Кто у нас работает в Западном Берлине?
— Юрий Дроздов.
— Вы планируете вывести «Мангуста» на контакт с нашим человеком на Кубе… А почему бы нам не подвести к нему Дроздова еще здесь, в Германии? Тем более отправляться на Кубу он будет с восточной территории. Можно сказать из дома… Подключим наших берлинских коллег, блокируем все подходы к «Мангусту»… В конце концов круглосуточно вести его люди Гелена не будут. Не дадим.
— Мы обдумывали этот вариант… — Сахаровский покачал головой. — Нет, Александр Николаевич, берлинских коллег в это дело лучше не посвящать вообще. «Мангуст» — фигура особая, любой, даже незначительный риск в отношении его, должен быть исключен полностью. Пусть Гелен проводит его и доложит в Вашингтон, что все прошло гладко. Мы подключимся на Кубе… Там провести встречу «Мангуста» с нашем человеком будет безопасней.
Шелепин возражать не стал, доводы Сахаровского были убедительными. Он согласно кивнул и стал внимательно перечитывать план.