Рыцари все смотрели как одно лицо — с яростью, скрывая за ней, как за занавеской, вполне понятную радость: пожрет проклятых северян чудовище и тут же все забудут о том, кто кого победил у замка Черного Рыцаря, да и в самом Камелоте. Сотрется позор с рыцарских гербов…
Непроницаемым было лицо королевы, каменно-холодным.
Мерлин, равно как и прочие друиды, на проводах замечен не был.
Со спокойной доброжелательностью смотрел на викингов лишь один человек — король Артур. Но это не искупало той чудовищно длинной речи, которой он решил проводить будущих героев. Тем приходилось сидеть в седлах и мерзнуть под ветром, ожидая момента, когда можно будет двинуться с места.
— … и да пребудет с вами благословение Великой Богини. В добрый путь! — завершил наконец болтовню хозяин Камелота.
Ивар с облегчением расправил плечи, радостно всхрапнул застоявшийся жеребец.
— Спасибо за доброе слово! — Хаук поднял руку в прощальном жесте. — Ждите нас с победой!
Маленький отряд сорвался с места. Мимо пролетели башни, застывшие словно исполинские часовые, за спиной остались толстые серые стены. Стихали, отставая, приветственные крики.
Арнвид, скакавший последним, обернулся в седле и долго-долго смотрел на медленно уменьшающийся в размерах замок. А когда губы его разлепились, то произнесенных слов не услышал никто:
— Дракон никогда не унизится до того, чтобы убивать сам. Все грязные дела он отдаст в чужие руки. О Бретланд, это станет твоим проклятием и останется им даже тогда, когда алый змий будет убит на твоих знаменах…
Глава 9 РАЗМЕР ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЕ
Вокруг, горделиво воздев к небу вершины, высились горы. Словно земля некогда вздыбилась, сотрясаемая штормом исполинской силы, а затем волны так и застыли, забыв расплескаться каменными брызгами. Под ногами коней шуршала высокая трава, а из зарослей кустарника с криком спасались, ощутив сотрясение почвы под копытами, толстые суматошные птицы.
Боль в седалищах путешественников, измученных верховой ездой, превращала дорогу в тяжелое испытание. Проводник, приставленный к викингам еще в Камелоте, вел отряд едва приметными тропами, которые петляли не хуже пьяного лесоруба. Сворачивали в ущелья, вдруг начинали взбираться на почти отвесные склоны.
— Как думаешь, есть у нас шансы одолеть великана? — поинтересовался Ивар у Арнвида, когда дорога несколько расширилась и было можно скакать бок о бок.
— Непобедимых существ нет, — мудро изрек в ответ эриль, который без пива откровенно скучал. — И нет бессмертных. Каждому суждена гибель, даже сильнейшему из сильных. И…
Что хотел дальше сказать Арнвид, осталось невыясненным. Конь его споткнулся, эриля подбросило, а при приземлении в седло он прикусил язык. Все заготовленные слова захлебнулись в сдавленном сипе.
— Ууу, мать богоффф…
Дорогу пересек довольно широкий ручей с такой прозрачной водой, что было видно, как у каменистого дна неторопливо перемещаются большие, степенного вида серые рыбины с черными и желтыми пятнышками на округлых боках.
Кони с плеском вошли в поток, течение замутилось, и обитатели ручья брызнули в стороны.
— Вон там, за леском — деревня, — весело заявил проводник. — Там передохнем, а к вечеру вы будете у логова чудовища…
— Будете, вот как, — пробормотал Нерейд, внимательно разглядывая спину проводника. — А ты, значит, с нами не отправишься?
И пальцы рыжего викинга почти нежно огладили рукоять меча.
Лесок промчались в один миг. Сомкнулись над головой, чтобы тут же разойтись, кроны невысоких елей. Все вокруг было пропитано горьким ароматом хвои. Глухо простучали по каменистой почве копыта.
Ивар не сразу понял, почему резко остановился проводник, почему замедлили бег скакунов прочие викинги. Но затем широкая спина ехавшего впереди Кари уплыла куда-то в сторону, и он увидел…
Деревни не было.
Там, где должны были стоять дома, высились груды развалин. Между обломками бревен, кусками досок и пучками пакли валялись искореженные тела.
Мужчины, женщины, дети.
Нечто чудовищно сильное позабавилось с ними так же, как злой ребенок — со своими куклами. У некоторых были оторваны руки или ноги, у многих не хватало голов, некоторые были перекручены, как выжимаемые тряпки. На нескольких трупах виднелись следы зубов.
Здоровенных зубов.
По распластанным телам с деловитым карканьем расхаживали огромные черные вороны. Трясли крыльями, стараясь вырвать кусок повкуснее, и плыл над землей сладковатый запах мертвечины…
Ивар ощутил, как к горлу подкатывает тошнота. Пошатнувшись, он поспешно спрыгнул с коня и прислонился лбом к его боку — лишь бы не видеть ужасной картины…
— Как же так? — В бормотании проводника слышался ужас. — Это же… Не может быть… Отсюда до его логова полдня пути… Он же никогда так далеко не заходил!
— Значит — зашел, — жестко отрезал Хаук и, судя по стуку копыт, направил коня вперед. — Надо все осмотреть. Вдруг остался кто живой…
— Он живых не оставляет, — сказал проводник и зарыдал, тонко поскуливая, словно обиженная собака.
Сделав усилие, Ивар оторвался от теплого конского бока. Возвращаться в седло не стал, зашагал так, ведя скакуна в поводу. Рвотные позывы продолжали сотрясать нутро. Сжатые челюсти натужно хрустели, собственные зубы грозили искрошиться.
Завидев приближающихся людей, вороны с недовольными карканьем взмыли в воздух. Хлопанье крыльев на мгновение оглушило Ивара, прямо перед ним на землю упало одинокое черное перо.
Острое, точно копейное жало.
Из того, что он видел в деревне, Ивар запомнил немногое, но то, что запомнил, врезалось в память навсегда: изумление, застывшее на неповрежденном лице совсем молодой девушки, с немым укором глядящие в небо прекрасные синие глаза, и тело, расплющенное в лепешку. Разорванный почти пополам могучий мужик с топором в руке, лезвие искорежено так, словно хозяин бил им по валуну; труп мальчика с аккуратно обгрызенными боками…
Живых не было.
Лицо Ивара закаменело от напряжения. Когда страшное зрелище осталось позади, он с некоторым трудом смог разжать намертво склеившиеся челюсти и поднять взгляд на соратников.
Хаук был спокоен, как обычно. Арнвид ожесточенно дергал себя за бороденку, и в светлых стариковских глазах плясал неожиданно молодой гнев. Вемунд не переставая ругался. Кари выглядел мрачнее грозовой тучи. И даже Нерейд, вечный насмешник, был серьезнее, чем при жертвоприношении.
Это пугало даже больше, чем изуродованные останки.
— Когда я вижу такое, — проговорил Арнвид, — я не прикидываю, есть у нас шансы победить или нет. Я иду и сражаюсь до последнего, Потому что тому, кто делает подобное, нельзя позволить жить!
