— Ты хочешь, чтобы у меня волосы сосульками обросли? Надо же, ценитель какой выискался! Сам лохматый, так и других под свой конский гребень стрижёшь?
— Что? — растерянно и, после недолгого молчания, — Алесса, ты валерьянки обнюхалась?
— Вовсе нет! Тебя чем, топором стригли? У тебя волосы вьются, хоть хвостик крысиный сделай, а то на голове — «не один я в сене кувыркался». Давай покуда ровнее обстригу, чтобы честь капитанскую не позорил?
Вилль за дверью тряхнул головой: и чего ей не нравится? Когда он только-только приехал в Северинг и прочувствовал на своей собственной шкуре все прелести лета, то попросил градоначальника постричь его «покороче», чтобы не было так жарко. Солдат Грайт умел воевать, готовить, обрабатывать раны, но никак не стричь маленьких эльфят. Когда Вилль посмотрелся в зеркало, он несколько удивлённо сказал: «Ой, дядя Берен, я теперь на барашка похож! Только уши торчат как у ослика!» С тех пор Грайт наотрез отказался прикасаться к его волосам и, повзрослев, Вилль принял единственно мудрое решение. Главное, чтобы чёлка в глаза не лезла, а сзади космы не болтались, плечи не щекотали. Собрать волосы в тугой хвост, чирк-чирк ножичком… Готово! И уши ветром обдувает, и шею, и платить никому не надо. Красота!
— Не надо! — заявил «неправильный эльф». — Я лучше налысо побреюсь — тряпочкой отполировал и готово!
— Ой, балда! Тогда уж и Симеона заодно побрей, чтоб на хозяина походил!
— А это идея! — с энтузиазмом. — Давай дальше сказку!
«Мышь» мгновенно просочилась сквозь пол. На первом этаже гораздо безопаснее, а, главное, там кухня и Марта. Именно в таком порядке.
— Ой, балда! — повторила Алесса и уселась плести косу. — Слушай! И отправился он, гм, скажем, осенью, в путь-дороженьку по чащобам непролазным. Дальние силки проверить, зверя диковинного пострелять. Шёл долго ли, коротко, да сморил охотника сон. Постелил он плащ на землю мёрзлую, костерок затеплил, как положено… А ночью… Подкралось к нему когтисто-зубасто, да как лапой потянулось заграбастой…
За дверью раздался тихий всхлип, переросший в откровенный хохот. Алесса невольно улыбнулась. Вот дурашка!
— Слушай дальше! И вернулся охотник без добычи, и сделался угрюмее пуще прежнего. И стала луна его единственной собеседницей да полюбовницей. А в охотнике том кровь нечистая взыграла, и отправился он собак драть, а поутру тела прятать… А потом, как вы сами и говорили, захотелось мясца послаще. Вот такая сказка, господин капитан!
Алесса договаривала, уже выходя из комнаты и прикрывая дверь. На мгновенье отвернулась, и тут же на её плечи опустилось нечто мягкое и тяжёлое. Отчего-то она решила, что эльф по неведомой причине додумался её обнять, но приятной согревающей тяжестью оказался её собственный короткий овечий тулупчик тончайшей выделки.
— Потрясающая сказка, госпожа целитель! — с улыбкой произнёс Вилль. — Но в цепи ваших умозаключений есть слабое звено. Если бы Зосий стал нечистью, то, в первую очередь, он задрал бы меня… Алесса, он… не очень хороший человек, согласен. Но убийца? Не знаю… Зосий — великолепный охотник. Белке в глаз со ста шагов, может, и не попадёт, но самого зверька собьёт однозначно. У нас полгорода ему пушнину заказывает. Сам Теофан не брезгует в шкурки рядиться. Видала, какие у него шубы?
Знахарка промолчала, лишь изогнула левую бровь. Совсем, как Вилль. Но у подножия лестницы вполголоса произнесла:
— Так отчего же меткий охотник в шатуна промахнулся, а? Чай, не белка, а медведь. Зосий его разъярил только. Кабы не Грайт, заломал бы он тебя… капитан Винтерфелл. Зверя он не страшится, а собаку не заводит. Домашняя скотина не боится метаморфов, а вот проклятую нечисть ненавидит люто. Особенно, собаки. Не завоют, так забрешут. Не забрешут, так заскулят. А в городе самые сильные псы пропали. Не странно ли, а?
— Псов могли свести и на шапки. Промахнуться, тем более, в такой ситуации, может и самый меткий стрелок. А обвинять человека в убийстве только потому, что он неприятен, беспринципно.
Знахарка подошла к нему вплотную и задрала голову — эльфу она едва ли доставала макушкой до подбородка.
— Не понимаю я тебя, Арвиэль. Ты за каждого готов горой встать, не важно, как он сам к тебе относится. Почему?
— Потому что это — моя истинная сущность, Алесса. Каждый имеет право на жизнь.
Девушка пристально его разглядывала, подмечая то, что обходила вниманием раньше. Лакомые кусочки, которые кошка-память будет вылавливать из миски подсознания. Взгляд у эльфа, вроде, спокойный, даже бесстрастный. И одновременно хищный. У цепных прикормленных псов таких глаз не бывает, только у дикого зверя. Красивого и опасного, который снисходительно позволяет неразумным детёнышам трепать собственный хвост и добродушно ворчит, когда самка, заигравшись, прикусит ухо до крови. Но чужаку разорвёт горло и огорчится только оттого, что тот слишком быстро издох.
«Нелюдь, — в восхищённом испуге мысленно произнесла пантера. — А он сильно изменился за этот год…»
Дверь за спиной Вилля распахнулась, выпуская на волю букет густых запахов. Из цельного, насыщенно-мясного аромата щей выплетался, подобно непослушной прядке, тонкий кисловатый оттенок поднимающейся сдобы — предвестник вечерних пирогов. Освобождённый из ледяного плена копчёный окорок постепенно таял, приходя в благодушное состояние, и сочился ароматами огородных пряностей. Грибы и лук — неизменные гости вечернего стола — горячо спорили на сковороде, изредка переходя на личности и возмущённо плюясь во все стороны топлёным маслом. Богиня кухни, бесподобная Марта выскочила, размахивая полотенцем, и с налёта врезалась в Стража.
— Без обеда никуда не пущу! — заявила травница. — И Арвиэль с нами откушает. Не побрезгуете, а, господин капитан?
Капитанский желудок попытался достучаться до совести, но та демонстративно отвернулась и заткнула уши восковыми пробочками.
— Эээ… Да нет, Марта, спасибо… Я лучше вас подожду.
— Мы вечером на пироги придём! — неожиданно поддержала его Алесса. — Когда аппетит нагуляем.
— А пироги с чем, с жуками? — не подумав, ляпнул эльф и прикусил язык.
— Почему с жуками? — обиделась Марта. — С картошкой да грибами… сладкие ещё.
Девушка захохотала и, подмигнув подруге, принялась выталкивать Вилля из сеней. Через аптеку выходить не стали — знахарка боялась нарваться на посетителей. Марта сама с ними разберётся, не зря же Алесса её обучала?
«Леська-то знахарка хоть куда, а вот хозяйка бестолковая», — размышляла травница, не спеша возвращаясь в кухню через зал. Путь к сердцу мужчины — настоящее искусство. Пускай столичные барышни чай в напёрстке да пирожные с ноготок предлагают, а у крестьянок подход особый, правильный. Щи надобно присыпать зеленью для контраста, а вот сметану размешивать не стоит — право на сей увлекательный процесс всецело принадлежит счастливому обладателю тарелки. Белоснежное тончайшее полотенце лучше всего снимать с румяных пирогов непосредственно на столе, чтобы в ответ услышать восхищённое «Эх!» И никакая витиеватая похвала не заменит коротенького, искреннего возгласа души. Колбасу и сыр резать бумажными ломтиками на просвет? Ни-ни, упаси Триединый! Оставьте изящество для званных праздников человек, эдак, в тридцать.
