Восточная граница Земли тельцов, город Арисса. Первый день Арисской ярмарки.
Самый дурацкий поступок, который в отношении дочери мог совершить отец Найаны — это посадить ее под замок. Девушку заперли в ее комнате, отослав нянек, и приставив к дверям двух дюжих безъязыких евнухов из Земли рыб, которых Яссену когда-то подарил сам Сын Тельца, и которых жрец до поры держал при кухне. Фрукты, немного сыра и мяса, кувшинчик разбавленного вина, флейта, лампа, склянка с маслом к ней, и охапка папирусов со сказками и нравоучительными историями — вот и все, что утром выделил ей от щедрот вставший не с той ноги папенька. Такой поворот стал для Найаны пренеприятным сюрпризом: раньше, после не так уж и редко случавшихся вечерних размолвок, к утру отец всегда отмякал и, когда в душе его суровость жреца окончательно проигрывала схватку с родительской любовью, он, не в силах вынести полный невыразимого упрека взгляд ее угольно-черных глаз, обычно позволял дочери даже больше, чем она просила накануне. Теперь же…
Теперь же сиди на обитой тонкой кожей прикроватной скамеечке, или валяйся в постели, или ходи из угла в угол, или разглядывай свое отражение в зеркале, или займи себя чем-нибудь другим — чтением, вышивкой, музыкой, — все равно останешься здесь, как птица в клетке.
Найана фыркнула, топнула ногой. Бросила косой взгляд в окно, на расчерченный прутьями решетки солнечный диск, поднявшийся уже высоко, даже слишком высоко, чтобы можно было вот так просто сидеть, ничего не предпринимая, и снова топнула. Яркое пятно, нарисованное утренним лучом на расстилавшемся под ногами ковре, навеяло мысли о великолепных сукнах, что привез этот мальчишка из Земли овнов. Найана даже зажмурилась, вспоминая такие живые, такие нежные цвета, почти физически ощущая, как скользит между пальцами драгоценная почти невесомая ткань.
Видение побудило к действию. Подбежав к запертой двери, массивной как крепостные ворота, девушка замолотила в нее кулаками:
— Эй, откройте! Выпустите меня, эй! Так не честно!!!
Ответом была лишь гулкая тишина запечатанного склепа. Оставив дверь, Найана в сотый уже, наверное, раз подбежала к зарешеченному окну. Утренний ветер обдал лицо робким осенним теплом, с улицы донеслись обрывки чьего-то разговора, шелест листьев, и отдаленный гул Большого Гонга. Этот последний звук означал, что частные жертвоприношения в храме закончились, и скоро начнется общая молитва Тельцу, сопровождаемая раздачей жертвенных плодов. Потом на кафедру взойдет ее отец, чтобы прочесть проповедь, сказать напутственное слово, и благословить купцов на честный торг.
Найана ухватилась за прутья решетки, и дернула что было сил. Безнадежно! Клетка. Запертая клетка. Ей никогда не выбраться отсюда.
На секунду в душу закралась мысль о капитуляции. Смириться, дождаться отца, повиниться… Он добрый, он пожалеет и разрешит… Ей даже представилась печальная всепонимающая улыбка, освещавшая его лицо всякий раз, когда она приходила просить прощения…
Просить прощения?!! — Найана в гневно тряхнула головой, отчего черные пряди волос взметнулись подобно крыльям хищной птицы. — Мириться?! Никогда!!! Не она начала эту войну, не ей и выбрасывать белый флаг!
От накатившей волны гнева у девушки на миг перехватило дыханье. Нет, никакого мира! Мало того — она костьми ляжет, но не допустит того, чтобы отец, вернувшись домой, застал ее здесь, взаперти, покорно ожидающую, пока он явится и освободит из заточения собственную дочь! Выскользнет, вырвется. Обратится воробьем и вылетит в окно. А нет — так наложит на себя руки!
Взгляд Найаны вновь заметался по комнате в поисках средства к спасению. Кровать, скамья, сундук с нарядами, зеркало, столик, уставленный баночками и флаконами, стол побольше, на нем — папирусы и горящая лампа… Лампа… Лампа… Язычок пламени над глиняным носиком, похожий на гибкую рыжую танцовщицу, на несколько мгновений приковал внимание. В голове зародился некий план, такой же зыбкий и изменчивый… Девушка снова обвела глазами комнату, теперь уже почти наверняка зная, что ей нужно. Открыла сундук и, запустив руки по самые плечи, долго шарила в его деревянной утробе. Когда искомое было извлечено на свет, дочь жреца обратилась к столику с духами и притираниями, и спустя минуту отобрала два больших флакона. Потом снова обратила все свое внимание на лампу…
