Соколовский испуганно замер. Слышно было только, как журчала вода, переливаясь через верх чайника. Инна подошла к Альберту ближе и еще раз, но уже тихо, повторила:
– Замолчите.
– Да, конечно, – согласился он. – Я что-то излишне разговорился… Простите…
Он отвернулся от Инны и начал вытаскивать из сумки продукты.
– И сумку оставьте в покое! – потребовала она.
Альберт в недоумении обернулся, держа в руках длинный французский батон. Инна подошла к нему вплотную и опять, как в машине, дотронулась пальцами до его щеки. Он выронил батон, прижал ее руку к щеке, а потом осторожно поцеловал в ладонь.
– Я не красавица, Берт, – сказала Инна, освобождая свою руку. – На меня никогда не обращали внимания мужчины. И даже муж, с которым я прожила семнадцать лет, как недавно выяснилось, женился на мне с отчаяния.
– На меня всегда обращали внимание женщины, – ответил Соколовский, – но я никогда не чувствовал себя от этого счастливым.
– Почему вы думаете, что будете счастливы со мной?
– Не знаю… То есть я не знаю, будем ли мы счастливы. Я могу только сказать, что ни к одной, даже самой красивой женщине я не испытывал такого щемящего чувства нежности, как к вам, Инна… Мне хочется заботиться о вас, оберегать… лелеять… есть такое смешное слово… Это со мной первый раз, поверьте…
– Поцелуйте меня, Берт, – попросила она.
Альберт Сергеевич Соколовский, который перецеловал в своей жизни немалое количество женщин, почувствовал, как у него перехватывает горло от чувства, которое он побоялся бы сразу определить словами. Пусть лучше слова будут позже. Он сегодня и так слишком много их наговорил.
Берт привлек к себе милую женщину с детскими глазами и очень осторожно поцеловал в губы.
– Не так… – прошептала она, прижимаясь к нему и обнимая за шею.
– А как…
– Ты знаешь…
Конечно же, он знал, как надо, только боялся спугнуть ее доверие. Инна была так непохожа на всех женщин, которых ему приходилось сжимать в объятиях, что он всерьез боялся обидеть ее и испортить неосторожным жестом или прикосновением то непостижимо прекрасное, что рождалось сейчас между ними.
После того поцелуя, который удовлетворил Инну, они все-таки согрели чайник, наделали себе кучу бутербродов, а потом ели их, не в силах отвести глаз друг от друга.
– Моя бедная мама была бы сегодня счастлива, – сказал Берт, целуя запрокинутое лицо Инны.
– Мама? Счастлива? – смеялась она. – Чем же?
Она все отлично понимала, но хотела, чтобы он говорил ей в эту ночь всякие замечательные слова, которые она за всю свою супружескую жизнь так и не удосужилась услышать от мужа.
– Тем, что я наконец нашел тебя… Искал, искал… ошибался, ошибался… И вот теперь ты со мной, но мама уже не сможет этого увидеть…
– Она почувствует, Берт, – шепнула ему в ухо Инна. – Я буду любить тебя так сильно, что она не сможет не почувствовать… эти… как их?… флюиды, эманации и всяческие волны… Она будет за тебя рада, вот увидишь… Только ты меня тоже… люби… пожалуйста… Ты ведь будешь любить меня, Берт?
Альберт улыбнулся такой же счастливой улыбкой, какой улыбалась она, и сказал:
– Вот ведь не хотел сегодня говорить, не хотел!
– А ты скажи!
– Придется… – Он еще раз поцеловал ее в шею, потом резко поднял голову, посмотрел в глаза и очень серьезно сказал: – Я люблю тебя, Инна. Люблю. Я действительно не хотел говорить этого сегодня, потому что боялся как-нибудь сфальшивить. Но сейчас я понимаю, что ничего правдивее этих слов я никогда в жизни не говорил.
– Тогда скажи их еще раз, – попросила она.
– Пожалуйста… Я люблю тебя, Инна, и никогда еще не был так счастлив.
* * *
– Ты ведь не раз слышал мудрость, что в одну реку нельзя войти дважды, – напомнила Евгению Антонову Жанна Олеговна Успенская, сосредоточенно размешивая соломинкой кусочки подтаявшего разноцветного льда, плавающие в высоком узком фужере с фирменным коктейлем «Карнавал».
Антонов опрокинул в рот порцию желтоватого напитка, которого в этом навороченном баре «Райская жизнь» наливали в стакан не более, чем на два пальца, и сказал:
– Какая же все-таки дрянь – виски! Натуральный дихлофос!
– Часто пьешь дихлофос… – безразлично, без всякого вопроса в голосе произнесла Жанна.
– Это ты так паршиво остришь, да?
– Женя, чего ты от меня хочешь? – уже довольно резко спросила она и отодвинула от себя недопитый «Карнавал».
– Я уже говорил, но могу повторить. Мне нетрудно. Я предлагаю нам с тобой начать все сначала. И… Погоди! – Он жестом остановил ее возражения. – Да! Я по сравнению с тобой – полное ничтожество! Но разве ты счастлива в этом своем… гламуре? Да у тебя же глаза, как… как у затравленной собаки!
– Женя! Тебе никто не давал права…
– Жанна! Я любил тебя…
Успенская рассмеялась:
– Не станешь же ты утверждать, что любил меня все эти годы?
– Я… я всегда помнил о тебе.
– Это не одно и то же!
– И тем не менее ни одна женщина так и не смогла занять твое место…
– Где занять? – опять насмешливо спросила Жанна.
– Конечно, прозвучит пафосно, но тем не менее – в сердце! Да! Я женился на миленькой наивной девочке, чтобы забыть о тебе. И я был примерным семьянином. И… буду честен до конца: мне очень нравилась одна женщина, подруга жены, и я даже как-то попытался к ней подъехать. Она мне отказала, но не могу сказать, что огорчился этим до смерти. И теперь понимаю, почему…
– Вот только не надо врать, будто предчувствовал роковую встречу со мной!
– Я этого не говорил. Просто я почувствовал, как земля уходит из-под ног, когда вдруг снова увидел тебя…
– Ну что вы, мужики, за люди такие! – раздраженно проговорила Жанна. – Только о себе да о себе! У них то с сердцем перебои, то земля куда-то смещается… А про мое состояние ты спросил?! Представь, у меня ничего никуда не поехало! Мне на все плевать! Увидев тебя, я даже не вздрогнула, понял!
– Врешь!! – рявкнул Евгений и стукнул кулаком по столику. Остатки коктейля «Карнавал» жалобно булькнули в высоком стакане. – Врешь! – уже тише повторил он. – Я помню твое лицо, когда ты меня увидела. Помню, каким голосом произнесла мое имя!
– Даже если и так! Я не видела тебя много лет! Не могла не удивиться!
– Так не удивляются! Я уже не тот наивный мальчик, Жанна!
– Да и я не девочка, Евгений! – отозвалась она. – Более того: я обскакала постели десятка мужиков, если не больше! Моя голая задница постоянно мелькает на фотографиях «Ягуара»! Ты ошибся адресом, Женечка! Той Жанны, которую ты знал когда-то, уже давно нет в живых!! Она умерла! Умерла! Умерла!
