В день первого забега Дана встала рано, чтобы сопроводить отца и Бретта на круг понаблюдать за утренней тренировкой Принца. День обещал быть прекрасным, теплым и солнечным, что было важно, поскольку Принц не питал любви к сырости.
Манни пустил его шагом, потом галопом метров двести, прежде чем начать бег. Между этим юношей и лошадью возникла крепкая дружба, которая сразу бросалась в глаза. Манни наклонился к шее своего скакуна, ласково что-то шепча ему на ухо и поглаживая лоснящуюся шкуру цвета черного дерева, которую он так усердно и любовно чистил скребками, доводя до совершенства, от высокой головы до аккуратных копыт с легкими подковами. Эти двое, казалось, имели особую связь друг с другом, такую явную, что Слоан дал указание, чтобы никому, кроме Манни, не доверяли присматривать за жеребцом в его отсутствие.
Дана видела, как Бретт и ее отец внимательно наблюдали за конем, удовлетворенные его достижениями. Принц в это время направился в их сторону своим прославленным грациозным шагом.
— Должен сказать, мы имеем шанс на этот раз добиться своего, — заметил Слоан с прежней уверенностью.
Бретт улыбнулся:
— Фьючер тоже хорош и может быть опасным соперником.
Слоан решительно покачал головой, не соглашаясь с этим:
— Это только подзадорит Принца. К тому же, я думаю, Фьючеру нужно еще долго тренироваться, прежде чем он станет проблемой для нашего парня. Я не боюсь сказать тебе, Бретт, что уверен в успехе.
Бретт бросил взгляд на Дану и подмигнул ей. Она засмеялась. Все происходящее казалось ей сейчас пределом мечтаний. Она давно уже не видела отца таким целеустремленным и уверенным. Было очевидно, что они с Бреттом полностью сходятся во взглядах и относятся друг к другу с симпатией и большим уважением.
Манни подъехал к ним с улыбкой на загорелом юном лице. А то, что случилось потом, показалось Дане самым страшным ночным кошмаром. Как только Бретт поднял руку, чтобы взять жеребца под уздцы и отвести в стойло, прогремел выстрел. Он прозвучал почти рядом, из-за густой кромки деревьев, окружавших выводной круг.
Принц взвился на дыбы и затем скакнул вперед, испугавшись шума. Тщедушное тельце Манни описало дугу, ударилось о землю, перекатилось и осталось лежать неподвижно. Жеребец, и так легковозбудимый, вновь встал на дыбы. Его передние копыта молотили воздух, глаза бешено вращались. Вид этой грубой неудержимой мощи вызвал конвульсивную дрожь во всем теле Даны.
Бретт находился всего в нескольких дюймах от копыт, но тем не менее продолжал удерживать поводья. Ее отец бежал, пригнув голову и припадая к земле, в сторону высоких сосен. Над кругом воцарилась тишина, и солнце беспристрастно взирало на эту ужасную картину. Бретту каким-то образом удалось успокоить животное и уберечься от смертоносных копыт. Он говорил и говорил с ним, не останавливаясь, тихо, спокойно, ласково и убедительно. Уверенность исходила от него. Ему удалось завести жеребца в ограду, теперь Принц уже не мог пуститься галопом, но продолжал подниматься на дыбы. Манни все еще неподвижно лежал по другую сторону ограды, уткнувшись лицом в траву. Дана, совершенно онемевшая от страха, с ужасом наблюдала за Бреттом. Ее ноги дрожали от слабости. «О, пожалуйста, Боже! — молилась она горячо. — Пусть только его запрут на засов!» Какое дело ей до жеребца, когда Бретт в такой опасности? Почему он так стремится удержать эту лошадь? Утреннее солнце, видимо, напекло ей голову, вызвав резкий прилив крови к вискам. Она почувствовала, что покачнулась, и с усилием восстановила равновесие. Справа появился отец и остановился, почти парализованный увиденным.
Наконец взлеты, и падения прекратились, и жеребец затих, продолжая дрожать под успокаивающими руками Бретта, который продолжал что-то бубнить, почти напевая вполголоса. Было невозможно понять, что он говорил. Дана сжала челюсти и задышала более глубоко. Манни сел и приложил руку к голове. Бледность проступила сквозь его загар.
— Ну и ну! — медленно произнес он и вновь опустился на траву, растянувшись на спине.
Слоан Грегори с осторожностью, чтобы не напугать резким движением лошадь, приближался к ограде. Подойдя к Принцу, уже спокойно стоявшему рядом с Бреттом, он тоже начал говорить с ним, тихо и нараспев, так же, как Бретт. В конце концов ему удалось вывести жеребца из ограды. Бретт побежал к Манни. Юноша был в полном отчаянии. Его голова сильно болела и кружилась до тошноты. Бретт приподнял ему голову и положил себе на колени. Вскоре приступ у Манни прошел.
Дана без сил опустилась на траву — ей тоже было плохо. Ноги уже не держали ее, и она чувствовала слабое головокружение.
— С тобой все в порядке, Дана? — услышала она озабоченный голос отца и неуверенно подняла голову.
— Думаю, да, папа. Это был просто шок. Они убежали?
— Боюсь, что да, — кратко ответил он.
Манни дрожал, но стойко переносил боль, показывая, что достоин ездить на победителе. Бретт помог парню встать на ноги и поддержал его в вертикальном положении.
— Что-нибудь видел? — Он бросил взгляд на Слоана.
— Кто бы это ни был, он успел скрыться. Он, должно быть, очень хорошо знал место, так как времени на все было мало.
— Времени было достаточно, — мрачно возразил Бретт. — Стрелок, наверное, уже на автостраде. — Он покачал головой и нахмурился. — Кажется, у Манни сотрясение мозга. Надо показать его врачу.
— Все, что я хочу, — это мой завтрак! — стойко запротестовал парень. — К скачкам я буду в полном порядке, — с вызовом добавил он, подошел к Принцу и обнял его за шею. Лошадь почти игриво потерлась о его плечо головой, окончательно успокоившись в присутствии верного друга.
— Я заберу этих двоих с собой, — сказал Слоан, глядя на маленького Манни. — У меня теперь два пациента, которым нужно внимание. — Он старался говорить спокойно и практично. — Думаю, выстрелом хотели напугать лошадь и заставить ее пуститься в бегство, чтобы она нанесла себе какой-нибудь вред.
Бретт оглянулся назад, в сторону деревьев.
— Да, было бы хуже, если выстрел был предназначен для чего-то другого. Позови доктора, пусть посмотрит Манни. Мы сможем посадить на Принца кого-нибудь другого.
Слоан кивнул, сочувственно похлопал парнишку по плечу, и они втроем тронулись в путь к конюшне. Через несколько метров Манни пришлось сесть на лошадь — ноги еще плохо его держали.
Дана усиленно старалась взять себя в руки. Никогда в своей жизни она не испытывала еще такой сокрушительной паники. Глаза девушки были закрыты, и она вновь мысленно видела голову Бретта всего в дюйме от неистово молотящих воздух копыт.
— Дана! — внезапно позвал Бретт.
— Да, Бретт? — ответила она, не открывая глаз.
— Вы не можете оставаться здесь, дитя. Поднимайтесь!
— Да, конечно. — Девушка оперлась на его руку и встала. Но внезапно, доведенная до отчаяния всем пережитым, она ощутила необходимость прильнуть к нему, к этому властному, доводящему до бешенства, но такому незаменимому Бретту!
