— По-моему, она получила общее представление, — прервала его Белла.
Дженни и так прекрасно знала, как выглядит это поместье. Мама часто рассказывала ей о нем, наверное, сотни раз. Дженни казалось, что она может представить себе каждый камень в фундаменте дома, каждую травинку, пробившуюся сквозь плиты ведущей к нему дорожки. Теперь ей стало ясно, почему с таким угрюмым выражением Норман слушал полную бахвальства речь отца на свадебном обеде, когда тот расписывал «свой» дом.
Значит, надо полагать, Норман вступает во владение домом? Она углубилась в размышления о том, как это событие скажется на их жизни, и не обратила внимания, что Бел и Норман что-то очень весело обсуждают.
— Ты чудо, — сказал он Арабелле.
— Заслужила я награду?
— Подожди, пока мы остановимся, — пригрозил Норман. — Я тебя так расцелую, что ты потеряешь сознание.
— Норман! — погрозила ему пальцем Дженни.
— Мы почти приехали. — Он даже не обратил внимания на ее жест. — Да понимаете ли вы, что это значит для меня! Это же…
— Все, к чему ты стремился, — подсказала ему Арабелла.
У Дженни заныло в груди. Норман остановил машину прямо перед внушительной каменной аркой. Наверху было выложено белым кирпичом: 1623. А ниже большими медными буквами выписана фамилия хозяина усадьбы.
— Хоксфилд, — прошептала она.
— Да! — Он повернулся к Дженни. — Я…
— Я знаю, — нахмурилась Дженни. — Арабелла мне сказала.
— Зачем, Бел? — упрекнул ее Норман, не слишком, впрочем, сурово. В нем бурлила и кипела радость.
— Мой отец знает? — поинтересовалась Дженнифер.
— Нет. Это должно было оставаться в тайне до тех пор, пока я не вырву имение из его хищных лап. Ему никогда и в голову не приходило, что я и есть тот хилый тщедушный мальчишка, который вечно путался у него под ногами. По-моему, когда я был ребенком, он даже ни разу не взглянул на меня. Он проводил со мной и матерью ничтожно мало времени, так что неудивительно, что спустя двадцать лет не узнал меня.
Норман проехал под аркой, и они оказались в саду. Впереди виднелся большой дом. Его обаяние сразу подействовало на Дженни. Это полное достоинства старинное родовое гнездо, построенное с заботой и любовью, хранимое и лелеемое многими поколениями одной семьи, его гармония с окружающей природой завоевали сердце Дженнифер, околдовали ее. Но чувство тревоги не проходило. И виной тому была Арабелла. Дженни интуитивно ожидала от Арабеллы какого-нибудь неприятного сюрприза.
Интересно, как поведет себя Норман? Когда она выходила за него замуж, имение принадлежало Фрэнку. Теперь каким-то образом оно должно было перейти к Норману. Он обещал ей не преследовать отца. Какова во всем этом ее роль? Может быть, действительно, он использовал ее лишь для плана по восстановлению своих прав на владение поместьем? Может быть, она больше уже не нужна ему?
— После стольких трудных лет я достиг всего, чего хотел, — глаза Нормана лихорадочно блестели. — Мои предки обосновались на Арране почти тысячу лет назад. Этот дом был построен гораздо позже. Теперь он снова принадлежит Хоксфилдам. Джейн, ты понимаешь, что это значит для меня?! Представляю, как вытянется лицо Бримсли, когда он все узнает.
В тот момент, когда автомобиль затормозил у парадного подъезда, чувства Дженни так обострились, что ей почудилось, будто какая-то зловещая тень заслоняет ее от Нормана. Дженни стала задыхаться. Распахнув дверь, она выскочила из машины.
— Давайте погуляем на свежем воздухе, — предложила она дрожащим голосом.
— Нет! — жестко отрезала Арабелла, выбираясь из автомобиля. — Никто никуда не пойдет.
Дженни замерла.
— Что?
— Бел… — озадачено начал Норман.
— Решай, Норман. Или она, или я. Выбирай сейчас.
— Что за шутки, Бел? Что на тебя нашло? — Норман попытался рассмеяться.
— Когда ты звонил мне с борта самолета, я сказала тебе, что уговорила Фрэнка Бримсли продать имение. И ты сразу сделал несколько поспешных выводов, — язвительно заметила Арабелла. — Во-первых, ты ошибался насчет Фрэнка и матери Дженнифер…
— Где они? — встревоженно перебил ее Норман. — Фрэнк должен подписать документы!
— Подожди. Выслушай до конца, — высокомерно продолжала Бел. — Фрэнк связался с одной местной проституткой, и Марта Бримсли уехала от него, вернулась домой. Я рассказала об этом Дженнифер. Она знает.
Арабелла с вызовом вздернула подбородок, следя за тем, как Норман жестом сочувствия положил руку на плечо Дженни. Та даже не шевельнулась. Бел удовлетворенно ухмыльнулась.
— Я знаю, ты огорчена, — сказал Норман, гладя Дженни по плечу. — А я рад, что у твоей матери нашлись силы, чтобы уйти от него. Наконец-то она поняла, что он из себя представляет.
— Продолжай, Арабелла, — холодно потребовала Дженни.
— Торопишь свое поражение? — проворковала Арабелла. — Видишь ли, Норман, я убедила Фрэнка продать имение…
— Ну, говори же скорей! — занервничал Норман. — В чем проблема?
— Проблема в том, что оно продано. Но только не тебе.
Норман отшатнулся, лицо его стало пепельно-серым. Он любит это место больше жизни, подумала Дженнифер.
— Кому? — глухо спросил он. — Кто купил его, Бел? Я удвою цену. — Губы Нормана побелели от напряжения. — Я предложу все, чего они хотят. Хоксфилд должно принадлежать мне.
Алый рот Беллы сложился в самодовольную улыбку.
— Тебе не нужно волноваться, дорогой. Это я вложила деньги. Хоксфилд принадлежит мне.
— О боже! — прошептала Дженни. Она поняла, какой козырь приберегла Белла. Имение служит приманкой. Размахивая ею перед носом Нормана, она намеревается увести его от Дженни. Так вот перед каким выбором поставлен Норман. Простушка Дженни и Эдинбург или блистательная Арабелла и Хоксфилд.
Норман молчал. Он переводил потухший взгляд с застывшей Дженни на торжествующую Арабеллу. Потом медленно повернулся и с болью посмотрел на дом.
Все в Дженни оборвалось: тяжелыми шагами Норман направился к дому, остановился в нерешительности перед массивной дубовой дверью, любовно погладил отполированную сотнями ладоней фигурную ручку. Ликующе сверкнув на Дженнифер глазами, Арабелла подлетела к Норману, отперла дверь и распахнула ее приглашающим жестом.
— Я люблю тебя, Норман, — беззвучно, одними губами прошептала Дженни, с отчаянием глядя на его широкую ссутулившуюся спину. — И буду любить всегда, как бы ни сложилась твоя судьба. — Ее сердце рвалось к нему, но ноги будто приросли к земле. Сквозь пелену слез все вокруг виделось нечетким, размытым. Мир потерял реальные очертания, и только одно она знала точно: они должны быть вместе. Всю свою тоску и нежность она обратила в немой призыв к нему. Будто почувствовав его, Норман напрягся, плечи его распрямились.
