Дорфманис захохотал.
— Ну, ты не можешь нам осточертеть, Саша. А касательно твоего предложения — это превосходная мысль! Я обещаю тебе, что уже сегодня, переговорив для порядка со следователем, попытаюсь добиться аудиенции у Ивара Яновича…
«Вот и блистательный повод, — подумал Александр Борисович, — слинять, не подвергая опасности равновесие в семье — во-первых. Не обижая страстно желающую, как говорят спортсмены, прямого, «контактного» общения даму, которая вовсе не заслуживает быть обманутой «честным парнем» Турецким, — во-вторых. И, в-третьих, самому уйти от тяжкого соблазна, не теряя при этом своего лица, сохраняя собственное реноме и полностью исключая у «заинтересованного лица» ощущение, будто он совершил банальный побег. А заодно и помочь хорошим ребятам, они ведь тоже помогли в трудную минуту. Когда Костя попросил их об этом — подсобить по-свойски, без высоких правительственных решений и дипломатических протоколов. Ну, пусть это будет — в-четвертых. Но тогда возникает и в-пятых! Придется сесть и внимательно изучить все материалы следствия, предоставив все той же, в высшей степени приятной, даме самой теперь выкручиваться из неприятной ситуации, в которую она влипла по собственной доброте. А это — не лучший вариант, нехорошо бросать женщин, когда им продолжает грозить опасность. Между прочим, к Ирке все вышеозначенное тоже имеет непосредственное отношение. И о ней, о ее спокойствии, тоже надо думать… Вероятно, может быть и шестое, и седьмое, — не в них суть. Пусть ребятки сами соображают, что им важнее. В любом случае, его отъезд тогда станет вынужденным, и — какие могут быть после этого обиды? И данного слова никто не нарушал, ну скажем, так сложились обстоятельства…»
Подведя краткий итог своим размышлениям, Александр Борисович понял, что такое решение было бы наиболее правильным…
В Рижском полицейском управлении уже начался рабочий день, и ранних посетителей проводили в комнату с односторонним окном в соседнюю, где уже шел допрос задержанных под утро уголовников. По описанию Инги, Александр Борисович сразу узнал длинноволосого, очевидно, дилера, — если исходить из своей же собственной схемы, о которой он недавно рассказывал одной, очень соблазнительной и весьма самонадеянной даме. Ох уж эта ее немотивированная активность! Нет, собственно, у нее-то есть мотив, а вот у него — только подстерегающая со всех сторон опасность. Хорошо еще, что Ирка понимает его состояние…
Допрос шел на родном языке, и Александр Борисович ничего не понимал, надеясь на переводы Дорфманиса. А тот внимательно наблюдал и слушал, покачивая головой с осуждением.
— Ну? — поторопил его Турецкий.
Тот отмахнулся и отрицательно покачал головой:
— Версия — та же. Дамочка легкого поведения, обещала, не в первый раз. Про своего предыдущего «коллегу» — ни сном ни духом. Вероятно, следователь сделает… очную ставку. Я так полагаю. Чтобы прекратить ненужное переливание воды, да?
— Ты правильно предлагаешь, Лазарь. Тогда и я бы посоветовал тебе сделать маленькую подсказку этому следователю, он ведь, кажется, — умный человек?
— Несомненно, — важно отреагировал адвокат. — А ты о чем?
— Я бы посоветовал еще раз снять показания с Инги и ее соседки относительно этого, как его?
— Андрис Грибовас.
— Понятно, — хмыкнул Турецкий, — Андрюша Грибов. Это он — из «бывших»? Или другой?
— Нет, тот моложе, Ян Голомка, поляк, судя по фамилии. Имеет судимость — рэкет. А этот до девяносто первого года работал участковым в Елгаве. Проверено и уточняется, чем после занимался. Из милиции его… — Лазарь сделал жест отторжения. — Благополучно вытурили. Ты должен понимать?
— А как же? Сами же его, говоря образным языком уголовников, «опустили».
— Ну… не так, чтобы… другие же… все-таки смогли… как-то?..
— Возможно, но не мне судить о частностях, когда налицо уже готовый результат. Не обижайся. Если ты уверен, что в России было иначе, ты слишком хорошо о нас думаешь.
— Нет, я не спорю, я — о данном, конкретном случае…
— Понятное дело. А еще посоветуй предъявить Андриса тому старику из Вайвари. Третьего, подозреваю, он там не видел. Их же двое было: Гуннар и Андрис, верно? И повторный рассказ старика о том, чем эти двое там занимались, собьет спесь с этого бандита. Документирование, Лазарь, вот что важно сейчас. Чтоб потом эти не открутились, у вас же адвокатам здесь дана куда большая свобода. Но, я думаю, ваш следователь это понимает, он, смотрю, довольно быстро работает, это — хорошо.
— Так.
— Они и увезли Бруно. Но не в сторону Риги, а — в обратную. Возможно, этих двоих смогут узнать дальше по побережью, в Каугури, в Кемери. Если где-то там их база. Там же вполне могут и обнаружиться какие-нибудь следы исчезнувшего представителя фирмы. А диспетчер, который сидит на телефоне и принимает заказы, может находиться и в Риге. Я бы сейчас оставил его в покое, они сами выйдут на него. А вот все их телефонные звонки за последние, скажем, двое-трое суток, — по-моему, ты уже об этом обмолвился? — немедленно пробил бы у операторов сотовой связи. Может быть, они сами все выболтали, понимаешь меня?
— Я говорил, да? — Дорфманис взглянул на Турецкого и на его кивок сам себе ответил: — Разумеется, так и надо, не знаю, почему следователь этого еще не сделал?.. Но я ему немедленно подскажу, ты прав, Саша… — Он посмотрел в окно на спокойно беседующих следователя и задержанного и, пожав плечами, предложил: — А знаешь, они на русский язык, определенно, не перейдут, поэтому, наверное, тебе будет дальше не совсем интересно. Пойдем? А позже вернемся и посмотрим на второго уголовника. Пойдем, выпьем кофе, я угощу, и поговорим о возможных перспективах дальнейшего следствия…
И, усевшись в маленьком кафе, напротив полицейского управления, Лазарь Иосифович стал рассказывать Турецкому уже более подробно о том, что произошло в эту же ночь с режиссером Ковельскисом…
Тот позвонил адвокату уже утром, когда Лазарь, присутствовавший при «транспортировке» преступников из квартиры Инги, вернулся домой и прилег, Полагая, что «бурная ночь», как назвал ее коллега Турецкий, уже закончилась. Но, судя по тону, Петер Августович был в полнейшей панике. И не просил, а умолял Дорфманиса немедленно приехать к нему, поскольку сам он боялся выйти из дому. У него были бандиты, допрашивали, угрожали и только что ушли, угрожая всяческими карами, если он посмеет обратиться в полицию. Но теперь у него просто нет другого выхода. Конечно, ни в какую полицию он звонить не станет, поскольку только адвокат и может посоветовать, что ему делать дальше. Логично и резонно.
Адвокат разбудил спящего безмятежным сном своего помощника Димитраса, чтобы тот захватил с собой миниатюрный магнитофон для записи беседы с клиентом. Неизвестно ведь, о чем она пойдет, а клиент может потом отказаться от своих слов. Да и не одному же мчаться на рассвете черт-те куда! Турецкий, правда, тут же заметил, что не возражал бы и сам составить адвокату компанию. На что Лазарь тактично напомнил ему о законах гостеприимства, которые он уже и так без конца нарушает, злоупотребляя без всякого зазрения совести временем российского коллеги. Но, в конце концов, с взаимными реверансами покончили, и Лазарь перешел к сути дела.
