— Что?
— Говорю, прилив хороший.
Ответа не было. Девушки продолжали переглядываться, словно его слова необходимо было обсудить.
— Волны, — снова начал Айк, решив, что отступать уже поздно, — большие и все такое.
Никто ему не отвечал. Что-то, видимо, не так. Может, ему только кажется, что он говорит, а на самом деле он и рта еще не раскрыл?
Девушки уставились на него. Одна хихикнула. Сейчас, когда они стояли на месте и можно было их хорошенько рассмотреть, он начал подозревать, что неправильно оценил их возраст. Самой старшей, пожалуй, около двенадцати. Наверное, скейты просто делали их выше.
От продолжения разговора его избавил подошедший с противоположной стороны пирса пожилой мужчина.
— Пойдемте, девочки, — сказал он, — чего-нибудь перекусим.
Он окинул Айка неприязненным взглядом, девчонки покатили за ним. Одна из них сказала «до свидания».
Айк тяжело оперся на поручень, подставив лицо ветру. Сердце гулко стучало, он весь взмок. Он пытался собраться с мыслями, а вокруг постукивал колесиками гигантский хантингтонский механизм.
В какой-то момент Айк осознал, что у поручня напротив стоят три девушки. Эти были более подходящими кандидатками: совсем юные, но явно без провожатых. На двух были обтягивающие джинсы и маечки, они курили сигаретки. Третья, рыжеволосая, в шелковых спортивных шортах и светлом топе прямого покроя стояла к Айку в профиль.
Он подошел к ним и поздоровался. Ближе всех была рыжая, самая привлекательная из трех. Волосы у нее были густого, почти красного цвета, а кожа очень белая. Губы и ногти тоже были красные. Две другие, возможно, были сестры. Обе худые, с обесцвеченными перекисью волосами. Рыжая улыбнулась и ответила на его приветствие. Две другие переглянулись и тоже улыбнулись — так, будто знали, что сейчас должно произойти. Айк подошел поближе и положил руку на поручень. Теперь все трое смотрели на него.
— Забалдеть хотите? — спросил он, решая идти напрямую.
— Можбыть, — ответила рыжая, — и где это?
— Где хотите. На песочке.
— Есть клевая травка?
— Из Колумбии.
Рыжая глянула на подруг и подняла брови.
— Почему бы и нет?
Все вышло так, как сказал Хаунд: пара пустяков. Они выкурили по косячку, и он сказал, что его брат этим торгует и сегодня у него вечеринка. Потом он ждал, стараясь выглядеть равнодушным, а девушки шептались в сторонке. Их смех смешивался с шорохом волн, обнимающих несущие столбы пирса. Наконец они приняли решение, и, когда, выйдя из темноты, направились к нему, он услышал, как одна из них сказала: «По-моему, он прикольный».
Вот и все дела, подумал он. Рядом с ним шла рыжая; без туфель она была бы ниже его ростом. Каблуки делали ее почти такой же высокой, как Мишель, а ноги казались длинными и смотрелись очень сексуально. Он подумал, что у Мишель всегда такие ноги, даже когда она босая. Может быть, из-за мыслей о Мишель на него нахлынуло чувство вины. Он даже взмок, а потом его бросило в дрожь. Радостное возбуждение улетучилось, осталось лишь неспокойное вязкое неприятное ощущение, от которого ладони становились липкими и холодными. Что он делает? Он же понятия не имеет о том, что готовится в доме Хаунда. В памяти мелькнула открытка, которую он видел при свете фонаря у нефтяной вышки. А вдруг случится что-то ужасное? Он вспомнил свою сестру. Эти блондинки чем-то походили на нее. Эллен тоже была такая. Он так и видел ее у поручня на пирсе, с сигаретой во рту и шальным выражением в глазах, говорящим, что с ней нетрудно свести знакомство. Как она вписалась в эту громадную машину, в систему спроса и предложения? По спине у него прошла дрожь, он не мог придумать, о чем говорить. И что если ему потом велят привести Мишель или Джил? Сумеет ли он сохранить в неприкосновенности хоть что-то? И поверит ли Мишель, что это и есть плата, которую потребовал Хаунд Адамс? Но, думая о плате Хаунду, Айк вспомнил и другое: как тот сражался с группой байкеров и стоял между ним и Моррисом. И как определить ту грань, которую ты не имеешь права перейти, даже когда знаешь наверняка, что кто-то спас твою никчемную жизнь? Или это всего лишь рассуждения, попытки оправдать собственную нерешительность?
К тому времени, когда они свернули на улицу, где жил Хаунд, ему было уже сильно не по себе. Идущие позади блондинки принялись бранить дружка чьей-то матери. Одна из них пустилась в пространный рассказ о том, как этот молодчик пытался подглядеть за ней в душе или что-то в этом роде. говорила она очень громко, и Айк решил, что, пожалуй, не без умысла. Рыжая глянула на него и закатила глаза. Потом тема разговора резко изменилась: все три принялись обсуждать вечеринку, куда их приглашали на днях. Выходило, что вечеринка оказалась вовсе никудышной: так, собралась кучка придурков, зазвали девчонок, а кайфа — ноль.
— Все они так, — говорила одна, — ходят на пляж и вешают девчонкам лапшу на уши: типа, крутая вечеруха, типа, у них дома. Ты приходишь, а там тебе, типа, толпа идиотов, и каждый выпендривается как может.
— И это даже не их дом, — подхватила другая, — арендовали на лето, а сами из Санта-Аны или из какой-то такой же дыры. Я слышала, как они говорили.
— И даже не могут достать приличного кайфа, — добавила рыжая.
В этом месте разговора Айк начал нервничать. Что если он сейчас их приведет, а они возьмут и испугаются или обидятся, чего доброго? Что тогда скажет Хаунд? Вдруг он пошлет его за Мишель?
В доме было темно. В гостиной горели свечи и играла музыка — панк-рок, к которому Айк уже привык в своей меблирашке, но еще ни разу не слышал у Хаунда. Девушкам дом понравился. Они сразу поняли, что это не летняя аренда.
— Так ты здесь живешь? — поинтересовалась рыжая.
Айк сказал, что да. Хаунд и самоанцы не показывались, но девушек, судя по всему, это не беспокоило. Они даже не напомнили, что Айк обещал им вечеринку. Рыжая уселась на диван, две другие принялись перебирать пластинки.
Айк сел рядом с рыжей. Ладони у него вспотели. Он поискал тему для разговора и не придумал ничего другого, как раздать оставшиеся сигареты с марихуаной. Вскоре вошел Хаунд. Сейчас он был очень похож на того Хаунда, с которым Айк познакомился в свое время на вечеринке. На нем были белые хлопчатобумажные брюки и шикарная мексиканская рубашка, расшитая бусинами. Волосы поддерживала индейская бандана, на шее висели бусы. Айк представил его как своего брата. Хаунд улыбнулся девушкам и опустился на пол. Достал трубку, спички и послал Айка на кухню за пивом. Айк пошел за бутылками, а когда вернулся, две блондинки уже сидели на полу рядом с Хаундом и трубка шла по кругу. Он присоединился к рыжей на диванчике и принялся открывать бутылки.
Трубка была набита гашишем, и вскоре все основательно забалдели. Айку хватило пары затяжек. Он не пообедал, а здесь были только гашиш и пиво, которым он пытался потушить пожар в своем горле. Блондинки поднялись и начали танцевать, их тени изгибались на фоне стен, как языки пламени. Рыжая потянулась за пивом и буквально легла грудью на руку Айка; через пару минут он уже обнимал ее. Краешком глаза он заметил, что появился один из самоанцев и танцует с блондинками. Хаунд, наоборот, куда-то исчез. Айк уже не помнил имена девушек. Он не помнил даже, как зовут рыжую, но угрызений совести не испытывал, а рыжая скинула свою маечку и щупала его член. Айк еще никогда не заводился так быстро. Всего лишь минуту назад они просто сидели рядом на диване, и вот он уже не может сдерживаться и напрочь забыл о дожидающейся его Мишель.
