Замечательный день подходил к концу. Солнце скрылось за горизонтом, я сидел на террасе ретрит-центра Kokolulu Farms, где разместился на ночь в Хэви, и любовался небом, усыпанным мириадами звезд. Я чувствовал себя так, как будто мог легко дотянуться до них и коснуться запредельного. И вдруг я подумал: а ведь так оно и есть.
Два дня позади. Остался один. 84 километра бегом по полям застывшей лавы, от Хэви обратно к началу – в Кону.
Когда в полпятого утра прозвонил будильник, я, еле встав, натянул кроссовки, проглотил еще один третьесортный завтрак («Ну уж на следующий год все будет по-другому!») и отправился вниз по темному шоссе Хэви, чтобы поприветствовать свою ультраменскую охана (по-гавайски это значит «семья»). Охана, алоха («любовь») и кокуа («взаимовыручка») – на этих трех китах покоятся сплоченность, товарищество, духовный поиск – словом, все то, что и являет собой Ultraman.
Столпившись на обочине шоссе в предрассветной мороси, мои друзья-бегуны взялись за руки, окружив главную руководительницу гонки Джейн Бокус, ее помощницу Шерил Кобб и дородного пожилого гавайца в национальном наряде и с короной из пальмовых листьев на голове. Рука в руке, мы склонили головы, а гаваец произнес традиционную речь. Он призвал божество острова – кахуна – благословить путешествие и даровать нам безопасность, а затем извлек из громадной крученой раковины громкий резонирующий звук. Этот простой, но бесконечно прекрасный ритуал напомнил мне, что Ultraman – не просто гонка.
Через несколько минут отец напутствовал меня словами, которых мне никогда не забыть.
– Я так горжусь тобой, Рич. Я люблю тебя. А теперь давай иди и заверши начатое.
Наши отношения вышли на новый виток, подумал я с горячей благодарностью. Но нужно было сосредоточиться на другом: впереди меня ждали новые мили.
Несколько секунд – и мы стартовали.
«Просто дойти до финиша».
Сегодня я должен был уподобиться черепахе. Медленно, но верно; неспешно, но успешно. План, составленный Крисом, состоял в том, чтобы разбить дистанцию на несколько очень скупых интервалов. Пробежать четыре мили (6,4 км). Потом пройти пешком полную милю (1,6 км). Повторить цикл. При такой стратегии моя внутренняя температура не должна была подняться выше точки невозврата. Никому не хочется самому стать героем этой страшилки Ironman, когда до смерти уставший спортсмен ковыляет подобно скелету в макабрическом танце.
Но этот план требовал решительно заглушить голос своего эго. «Идти шагом?» Я же специально тренировался, чтобы пробежать дистанцию целиком. А всего несколько дней назад я пробежал 72 километра, значит я способен на это. Мое самолюбие взыграло при мысли о том, что придется бежать так, будто я слабее, чем есть на самом деле. Но как бы то ни было, Крис довел меня до теперешнего этапа. Не время подвергать сомнению его методы.
Я свободно пробежал первый отрезок, нагнав Джейсона Лестера. У Лестера парализована одна рука, но теперь он был близок к поставленной цели – стать первым спортсменом с ограниченными возможностями, который дойдет до финиша Ultraman, и этот результат обеспечит ему национальное признание, в том числе престижный приз ESPY[57]в категории «Лучший спортсмен с ограниченными возможностями». Мы, чтобы подстраховать друг друга, договорились пройти первый марафонский отрезок вместе. Ведь заранее было известно: к середине дня начнется такая жара, что покрытие шоссе Королевы Каахуману начнет плавиться.
Пример Джейсона воодушевлял, и все же на первой миле, которую я, следуя стратегии Криса, прошел пешком, меня обогнали почти все. Знаете, как это долго – идти пешком целую милю? Достигнув отметки полумарафона, я был на 32-м месте, за мной оставалось только трое. Так медленно марафон я еще не бегал.
– Можно я все-таки побегу? Это же бред! – взмолился я.
– Нет. Поезд идет по расписанию со всеми остановками, – отрезал Крис Уэтвиллер.
Очень скоро тактика начала приносить плоды. С каждым четырехмильным интервалом я начинал обгонять соперников – где двоих, а где и четырех. Когда я переходил на шаг, кто-то из них настигал меня – но не все. А когда я возобновлял бег, я обгонял и его, и еще пару-тройку. И так раз за разом. Такая вот игра в чехарду, в которой, оказывается, можно побеждать. И тогда я начал верить.
Когда я добрался до отметки первого марафона (полпути), у меня был негативный сплит. Другими словами, второй отрезок в 21 километр я пробежал быстрее, чем первый. Но что еще важнее, я чувствовал себя свежим, ноги пружинили, настроение было на высоте, а энергия только нарастала. Когда многие уже были позади, я думал: «Еще 42 километра? Да без проблем!»
К 48-му километру преимущества плана стали очевидны. Спортсменов на дороге видно издалека. Шоссе Королевы Каахуману такое прямое, что я видел бегущих передо мной за добрый километр – подрагивающие разноцветные пятнышки на черном фоне расплавленного асфальта. Я нацелился на ближайшего спортсмена и сам себе бросил вызов – обогнать его до конца четырехмильного спурта. И мне это, в общем, удалось. «Кто следующий?» – спросил я свою команду. А потом догнал этого следующего.
Но 84 километра – это 84 километра. А жара в Коне – жара адская. После отметки в 65 километров я начал выдыхаться. Самые крошечные действия казались чем-то выше моих сил. Стоило невероятного труда протянуть руку за водой или бросить взгляд на Криса или Уолмана, которые теперь бежали бок о бок со мной. «Шоры опустились», и попросту не было ни капли сил, чтобы сделать что-то или даже подумать о чем-то, что не касалось основной задачи. А основная задача – дойти до конца.
Когда системы организма начали давать сбой, я уже не мог хоть на чуть-чуть изменить темп бега, а тем более перейти на шаг: а что если я больше не смогу восстановить темп или, того хуже, выйду из игры? И когда до финиша оставалось 15 километров, я решил бежать до конца – либо до того момента, когда тело откажется работать, без разницы. Каждая клеточка серого вещества убеждала тело выжать из себя последнее. И тогда я попробовал сосредоточиться на дороге, которая привела меня сюда, – на всем том, чем пришлось пожертвовать ради этого мгновения.
«Все впустую, если сдаться сейчас». Нет, останавливаться нельзя. И я наддал, извлекая последние, глубоко упрятанные физические и моральные резервы, сжигая их в горниле поставленной цели.
И я сделал это.
Добравшись до финишной черты на посадочной полосе Старого аэропорта Коны, я рухнул в объятия команды – отец, настолько же возбужденный, насколько уставший был я, крепко обнял меня. Потом меня радостно обняла Джейн Бокус, наш «страж ворот», которая отворила мне двери к мечте.
– Я же говорил тебе, Джейн. Я говорил, что справлюсь, – прошептал я.
– Да, ты справился, Рич. Я знала, что так и будет.
– Спасибо тебе, – дрожащим голосом поблагодарил я. – Спасибо, что дала шанс изменить жизнь.
