И впервые на лице второго, словно вытесанном изо льда, проявилось удивление.
— Вы мой хозяин, не друг.
Роберт отпил вина из переполненного бокала и пролил на воротничок.
— А если бы я предложил тебе стать моим другом?
«У меня получилось, — ликовал Роберт, — я сбил этот комок льда с толку».
— Ну же, поднимем бокалы. За нас, кому открыты все пути!
Парень кончиками пальцев поднял переполненный бокал, коснулся им Робертова и выпил ровно столько, что показался край.
Ни на рубашке, ни на камзоле, ни даже на подбородке не осталось ни малейшей капельки.
— Я не могу принять ваше предложение, — произнес он, и его обычно такой резкий голос, казалось, был мягче шелка.
— Почему это ты не можешь его принять?
— Я не могу быть вашим другом, милорд.
— А почему?
— Потому что у меня уже есть друг. Может быть, я и негодяй, которого мало пороли, но я верный человек.
— Боже мой! Да у мужчины может быть дюжина друзей!
— У меня — нет.
«У меня тоже, — подумал Роберт и почувствовал себя более одиноким, чем когда-либо. — Что такого в двух этих существах из проклятого Портсмута, белоснежном ангелочке и этом мужчине с дьявольскими чертами лица? Почему я одержим ими обоими, в то время как все лизоблюды мне противны?»
Он вздрогнул, услышав звуки трубы.
— Что это такое?
— Вам лучше знать.
Он был прав. Фанфары возвещали о приближении короля. Роберт вскочил. В следующее мгновение он услышал, как кто-то забарабанил кулаками о борт.
— Ваши милости! — крикнул сторож. — Я не мог не открыть ворота, прибыл король.
Роберт спрятал эту часть верфи от всего мира, как с удовольствием спрятал бы и Джеральдину. Рота придворных измучила его вопросами, не проводит ли он время у своей загадочной красавицы.
— Напротив, наверное, она настолько уродлива, что граф Ик не осмеливается представить ее, — шутил Норфолк.
Король же, наоборот, умолял, словно ребенок, увидевший сладость:
— Но ведь своему королю вы покажете даму своего сердца? Красавица или уродина — когда речь идет о приливе страсти, вы не найдете души более родной, нежели наша.
Роберт извивался. Он хотел представить королю свое произведение искусства, когда оно будет готово. Но в первую очередь он не хотел вызвать подозрение, что это не он умеет читать корабли, как Уильям Тиндейл — Евангелие. Гений из Портсмута был его открытием, и все, что он создавал, создавал словно бы сам Роберт.
Что здесь нужно королю? Удастся ли уладить дело парой слов? От вина мысли Роберта заплясали, по пути к сходням он пошатнулся.
— Ты останешься здесь, наверху, понял? — Он обернулся, но тот уже стоял рядом с ним.
— Судя по всему, мы оба останемся здесь, наверху, — произнес он.
И действительно! Роберт выглянул наружу и увидел, что день уже закатился. На краю бассейна ждали два всадника с факелами, а король намеревался подняться по веревочной лестнице на борт корабля.
— Ваше Величество! — слабея от ужаса, воскликнул Роберт.
— Я вас все-таки поймал, мой граф! — Король рассмеялся блеющим смехом. — Значит, вот ваша таинственная красавица.
И что за сирена! — Он похлопал по деревянной стене.
— Дайте мне минутку, Ваше Величество! — овладев собой, попросил Роберт. — Я спущусь к вам.
— Не утруждайтесь из-за меня, — снова рассмеялся король. — Я поднимаюсь к вам!
Роберт почувствовал ненавистное давление в горле, ему ужасно захотелось сбежать по реке. У локтя он почувствовал легкое, как перышко, прикосновение товарища.
— Энтони, — он схватил его за запястье, — ни слова перед королем, я тебя заклинаю.
Энтони пожал плечами.
— Ни слова о чем?
Голова короля уже показалась у края сходного люка, и оба мужчины опустились на колени.
— Не нужно, не нужно, — произнес король, поднявшийся на палубу с завидной элегантностью для человека столь внушительных размеров. — Вставайте, прошу вас. Насладимся обществом друг друга, вдали от всех этих ломак, — только мы, мужчины, которые скорее устоят перед красивой шлюхой, нежели перед стройным трехмачтовым судном.
Он похлопал Роберта по плечу. Тот по-прежнему был на коленях, слишком напряженный, чтобы пошевелиться.
— А это у нас кто? — Генрих Тюдор подошел к Энтони. — Немедленно посмотрите на нас, юноша.
Энтони поднял голову и без тени робости взглянул на Генриха.
— Ого! — произнес король. — Такое лицо не забудешь, да? Ваш слуга, граф?
— Мой корабел, — ответил Роберт. — Человек, воплощающий с помощью рук то, что возникает у меня в голове.
— Смотри-ка, смотри-ка… — Король взял руку Энтони, внимательно изучил ладонь. — У вас в голове возникают поразительнейшие вещи, добрый мой Роберт. Позволено ли мне будет узнать, что это? Каракка? Каравелла? Торговый корабль с орудийными портами, англичанин, португалец, генуэзец?
Роберт лихорадочно пытался подыскать ответ. Когда он открыл рот, то сумел лишь икнуть.
— Это бастард, — произнес Энтони. — Королевские дома Европы смешивают свои знания и кровь, чтобы произвести на свет лучших экземпляров, а корабелы Европы мудро следуют их примеру.
Казалось, на какое-то мгновение король растерялся, затем одобрительно расхохотался.
— Смело, парень, — заявил он и потрепал Энтони по щеке. — А позволено ли мне будет узнать, какая часть хрупкой девы-каравеллы составляет столь пышную и цветущую красавицу?
— Еще принц Энрике Португальский велел увеличить и усилить мавританскую каравеллу, — ответил Энтони. — Граф Рипонский немного добавил прочности старому нао и с помощью дополнительных поперечных перекладин придал ей устойчивости каракки. Остальное останется его тайной. Иначе корабль не будет уникальным.
Роберт сжал губы, но это не помогло. Икота уже вырвалась из его горла.
Король одобрительно кивнул.
— И эти смелые идеи, которые рождаются в голове нашего доброго графа, нужно как следует воплощать в жизнь? И тебе, строя корабль, иногда приходится выламывать себе пальцы?
— Когда что-то хорошо продумано, оно легко воплощается, — равнодушно ответил Энтони. — Легче построить корабль, в котором уже на бумаге правильно выстроен центр тяжести и хорошо рассчитан остов, чтобы нести необходимый груз, нежели тот, с которым блуждаешь впотьмах и рассчитываешь на удачу при выборе кокоры.
— На бумаге? Граф Роберт сначала рисует эти прекраснейшие создания на бумаге?
— Иначе я не смог бы работать, — ответил Энтони.
