И в данном случае это означало размышление о том, насколько мое стремление к перфекционизму в воспитании детей время от времени омрачает им жизнь.
Потому что, согласитесь, надо жить на необитаемом острове, чтобы избежать стремления воспитать ребенка, который в чем-то превосходит других. Родители постоянно испытывают искус сделать своих детей умнее, быстрее, сильнее, красивее, способнее, не говоря уж о том, чтобы они стали более творческими, более музыкальными, более артистичными, более коммуникабельными, более успешными.
Мы, безусловно, не хотим, чтобы наш ребенок оказался в отстающих.
Мы не хотим, чтобы нашего ребенка выбирали последним.
Мы хотим, чтобы наш ребенок был «хорош» в чем-то.
Поэтому мы давим.
Мы критикуем.
Мы направляем.
И требуем от наших детей того, чего от нас никогда не требовали в нашем детстве.
Хотя многие дополнительные занятия полезны для здоровья и формируют позитивные привычки, которые могут сохраниться на всю жизнь, есть нечто нездоровое в родителях, которые впадают в истерику от того, что их чадо не поймало пущенный мяч, прибежало к финишу третьим, а не первым или получило девяносто баллов вместо ста на экзамене по орфографии.
Видите ли, иногда дети делают ошибки. Иногда дети отвлекаются. Иногда детям просто хочется поиграть и побаловаться. Иногда дети просто хотят быть детьми.
Иногда дети хотят, чтобы их любили «как есть».
Откуда я знаю?
Я получила эту информацию из очень надежного источника. Причем не от доброжелательной подруги, опытного педиатра или известного специалиста по детской психологии. Нет, эту важнейшую информацию я услышала из уст собственного ребенка. Как бы ни было больно мне об этом писать, я решила поделиться этой историей в стремлении избавить детей от лишнего дня жизни под давлением недостижимых стандартов совершенства.
Вот она.
Эвери прилежно репетировала на укелеле, готовясь к концерту, до которого оставалось несколько дней. Струны фальшивили; пальчики неловко искали нужное положение, и часто ей это не удавалось. Медиатор извлекал мучительные щелкающие звуки. Она бренчала так, словно никогда в жизни не брала в руки этот инструмент. Я думала о том, каким разочарованием окажется ее выступление на концерте, и просила ее повторять композицию снова и снова, приговаривая, что с каждым разом должно становиться все лучше и лучше.
После нескольких попыток и незначительного прогресса дочка просто отложила в сторону инструмент, словно признавая безоговорочное поражение в этой битве. Мне хорошо было видно, что на глазах у нее закипают слезы и уже готовы хлынуть двумя ручьями по щекам.
На лице Эвери застыло выражение полного краха. Она поняла, что не смогла доставить мне удовольствие – и, вероятно, никогда не сможет. В отчаянии умоляющим тоном она произнесла фразу, которую я никогда не забуду: «Мама, я хочу быть хорошей».
И повторила еще раз, на тот случай, если я не расслышала: «Мама, я хочу быть хорошей».
Моя детка, стараясь изо всех сил освоить сложный инструмент, решила, что недостаточно хороша. Процесс игры на укелеле, который прежде доставлял ей столько радости, вдруг оказался источником сплошного расстройства. Она почувствовала, что не в состоянии распорядиться тем, что раньше называла божьим даром.
Откуда у нее могла появиться такая мысль?
Может, от неодобрительных взглядов и постоянных поправок?
Может, от отчаянных вздохов неулыбчивой дамы, стоящей рядом?
Мне вдруг стало ужасно стыдно – как хулигану, который затерроризировал ребенка в школьном буфете до того, что тот упал на колени и выгреб из карманов мелочь до последнего цента.
К этому моменту плакали уже мы обе.
Мне никогда не хотелось, чтобы мои дети считали себя хорошими только благодаря своим достижениям. Я хотела, чтобы их самооценка опиралась на то, кто они есть, а не на то, что они делают. Однако в процессе ежедневных репетиций я как-то упустила эту важную мысль.
Я взяла дочку на руки и попросила прощения. И пока я ее укачивала, прижимая к себе, в голове совершенно отчетливо прозвучали слова моего здравомыслящего, спокойного мужа. Каждый раз, когда я озвучивала свои беспокойства относительно музыкальных способностей дочки, он повторял одни и те же мудрые слова: «Она всего лишь ребенок. Ей нравится музыка, ей нравится играть на укелеле. Пусть получает удовольствие. Пусть поет и играет от души. Кого волнует, как это звучит?»
Кого волнует?
Вероятно, меня. Меня волновало, как это звучит, но, видимо, чрезмерно и совсем по другому поводу. Меня волновало, как это «выглядит». Меня волновали мои собственные эгоистические устремления. И в процессе мне удалось задуть тот прекрасный огонек в душе дочери, который ярко светит, когда она занимается тем, что ей нравится, потому что это доставляет ей радость, а не потому, что она хочет на кого-то произвести впечатление.
Слава Богу, этот важный момент помог все изменить. Контролер Ошибок игры на укелеле был уволен, его место занял Заботливый Вдохновитель. Теперь во время репетиций мы с дочкой усаживались на крыльце. Она играла птицам, облакам и вечернему солнцу, когда оно великодушно одаряло нас своим присутствием. Птицы, похоже, не возражали против неверных нот, да и я тоже. Потому что в мелодии в ее естественной, несовершенной форме было что-то прекрасное. Нечто похожее на радость, которая светится на лице ребенка, которого любят «просто так».
Когда вы настроитесь на то, что по-настоящему важно, мелодия счастья заглушит любую неверную ноту. И пусть музыка радостного несовершенства постоянно звучит в нашей жизни.
Цель недели
Используйте формулу «Я люблю смотреть, как ты____________________»
Моя реакция на исполнительское мастерство ребенка изменилась после того, как я прочитала статью спортивного журналиста Стива Хенсона. В статье, описывающей убедительные результаты исследования, проводимого на протяжении трех десятилетий Брюсом Брауном и Робом Миллером из компании Proactive Coaching LLC, я обратила внимание на незабываемые строки: «Когда у сотни университетских и профессиональных спортсменов спросили, какая фраза их родителей может поднять им настроение, усилить радость во время и после игры, ответ получился ошеломительным: «Мне нравится смотреть, как ты играешь» [20].
Как только я освоила практику сводить до минимума свое красноречие, выражение лица моего ребенка подтвердило правоту такого подхода. Радость, которую я замечала, вдохновила меня пересмотреть стандарты, которые я ранее установила для своей семьи. Содержательное общение с дорогими мне людьми превысило потребность получать одобрение от тех, оценки которых не имели значения.
