Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
Давить. Изматывать. Сломать.
– Черт возьми, как я могу сейчас это вспомнить?
– А вы постарайтесь, – говорю я.
– Не знаю!
Он снова закрывает лицо руками.
– Почему вы убили Анну Михаэлис?
– Что?
Он вскакивает и отшвыривает в сторону стул. Его резкое движение и стук стула об пол заставляют меня вздрогнуть. Мелькает мысль, что он предпримет вторую попытку напасть на меня, – вскакиваю на ноги и отступаю на несколько шагов. Но Ленцен не атакует, он испуганно смотрит на меня.
– Я хочу знать, почему вы убили мою сестру, – говорю я.
Он молча смотрит на меня. Я смотрю на него. Ничего не чувствую. Все во мне каменное и ледяное, и только пистолет нестерпимо жжет руку.
– Что? Вы обвиняете меня…
– Зачем вы это сделали? – прерываю его я. – Почему Анна?
– О господи, – едва слышно проговаривает он.
Он покачнулся.
– Вы думаете, что я убил вашу сестру, – мямлит он.
Пошатнувшись, он отступает в сторону, хватает воздух ртом. Опускает глаза и невидящим взглядом смотрит в пол прямо перед собой.
– Я это знаю, – поправляю его я.
Виктор Ленцен поднимает взгляд и смотрит на меня округлившимися глазами. Хватается за край стола, отворачивается, наклоняется и начинает блевать короткими судорожными толчками. В ужасе смотрю на него. Он весь в крови, он плачет, он блюет.
Наконец приходит в себя, выпрямляется, кашляя и хрипя, поворачивается ко мне. На верхней губе блестят капли пота. На лице странное выражение побитого ребенка. На мгновение монстр, который все это время сидел напротив меня, превратился в обыкновенного человека, и от жалости у меня засосало под ложечкой. Я вдруг почувствовала его страх, страх за себя, но еще больше за собственного ребенка, – все это крупными буквами было написано на его лице.
Это его лицо. Снова замечаю несколько веснушек. Вдруг представляю, каким он был в детстве. Все еще впереди – и жизнь, и морщины. Эти симпатичные морщины. Ловлю себя на мысли, что это лицо могло бы мне даже понравиться. Это неповторимое ощущение, когда проводишь пальцами по морщинам. Вспоминаю замечательную свою бабушку, ее морщинистое лицо и эти милые теплые складки, когда проводишь по ним пальцами. Лицо Ленцена на ощупь, наверное, совсем другое. Жестче.
Стряхиваю эти мысли. Чем я занимаюсь? Что это за мысли? Я как ребенок, которому хочется погладить тигра в зоопарке, но я давно уже достаточно взрослая, чтобы понять: он запросто откусит мне руку.
Соберись, Линда.
Я не могу себе позволить жалеть его.
Ленцен опять начинает хватать ртом воздух.
– Вы убийца, – говорю я.
Он молча отрицательно трясет головой.
Я в затруднении. Или у Виктора Ленцена нет границы предельной нагрузки, или… но у меня не хватает смелости додумать эту мысль до конца. А что, если эта граница, после всего, что я с ним сделала, Виктором Ленценом уже давно пройдена? И он не сознается по одной простой причине: ему не в чем сознаваться?
Нет!
Я знаю, как опасны такого рода мысли. Надо взять себя в руки. И вспомнить уроки доктора Кристенсена: такие мысли ведут к поражению. Ведь ситуация действует разрушительно не только на Ленцена, но и на меня. Нельзя отступать ни на миллиметр, нельзя проявлять жалость и уж конечно нельзя сомневаться. Я уже зашла слишком далеко, чтобы сомневаться. Виктор Ленцен виновен. И у каждого человека есть своя граница предельной нагрузки. И в случае Ленцена мы просто еще до нее не дошли. Он часто бывал в экстремальных ситуациях. Об этом он сам говорил. Возможно, сейчас самое время предложить ему достойный выход. Простое очевидное решение – во всем сознаться.
– Господин Ленцен, – говорю я. – Дайте мне, что я хочу, и обещаю – я отпущу вас.
Он хрипло кашляет, поднимает на меня глаза.
– Дайте мне то, чего я хочу, и этот кошмар закончится, – повторяю я.
Слышу, как он громко сглатывает подкативший к горлу комок.
– Но ведь вам нужно мое признание! – говорит он, слегка отворачиваясь от меня. Руки его прижаты к солнечному сплетению.
– Именно.
Понимаю, что он скажет. Мол, если я признаюсь, вы просто застрелите меня. Почему я должен вам верить? Естественно, у меня есть на это ответ: просто потому, что у вас нет другого выбора, господин Ленцен.
Он молчит. Потом смотрит мне прямо в глаза.
– Мне не в чем сознаваться, – говорит он.
– Господин Ленцен, вы не очень хорошо понимаете ситуацию. У вас есть всего два варианта. Вариант номер один: вы говорите мне правду. Это все, чего я хочу. Я хочу знать, что произошло с моей младшей сестрой в ту ночь, двенадцать лет назад. Вы мне рассказываете, и я вас отпускаю. Это вариант номер один. Вариант номер два – мой пистолет.
Ленцен смотрит в глубину направленного на него ствола.
– И к тому же, – говорю я, чуть-чуть приподнимая пистолет, – мое терпение небезгранично.
– Прошу вас, – говорит Ленцен. – Поймите, вы ошибаетесь.
Подавляю тяжелый вздох. Сколько он еще будет врать? Решаю поменять тактику.
– Дать вам носовой платок, вытереть рот? – спрашиваю я, стараясь говорить по-доброму, почти участливо.
Он отрицательно качает головой.
– Стакан воды?
Качает головой.
– Господин Ленцен, я понимаю, почему вы лжете, – говорю я. – Вам трудно поверить, что я отпущу вас после того, как вы мне все расскажете. Вас вполне можно понять. Но я говорю правду. Вы рассказываете то, что я хочу знать, и я вас отпускаю.
В столовой снова установилась полная тишина, слышно только, как он тяжело дышит. Сидит согнувшись. Кажется, даже стал меньше ростом.
– Я не собираюсь вас обманывать, – говорю я. – Естественно, я сообщу обо всем в полицию. Но этот дом вы покинете целым и невредимым.
Он слушает внимательно. Поднимает глаза на меня.
– Я не убийца, – говорит он. В глазах его блестят слезы. Непонятно, то ли это от злости, то ли он опять готов расплакаться. Несмотря ни на что, в эту минуту мне его жалко.
Ленцен медленно встает со стула, отнимает руку от живота, поворачивается ко мне, смотрит на меня. Глаза покраснели, он как будто постарел. Морщины, появлявшиеся на его лице, когда он улыбался, исчезли. Вижу, как он подавляет инстинктивное желание – вытереть рот воротничком своей дорогой рубашки. Чувствую, как воняет лужа блевотины у него под ногами. Он не чувствует ничего, кроме страха.
Подавляю свою жалость, говорю себе, что все нормально. Чем хуже ему, тем лучше. Он жалок, ему стыдно. И это хорошо! Сжимаю рукоятку пистолета так, что побелели костяшки пальцев. Ленцен молча смотрит на меня. Противостояние. Я не заговорю первой. Посмотрю, как он будет выкручиваться из этой ситуации. Выход есть, он ясен как день. Ленцен должен во всем сознаться.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
