Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
– А когда подадим документы?
– А завтра и подадим.
– Идемте кататься. Я замерзла.
Ночь он пролежал без сна. Зря он ей рассказал про тот выстрел в тайге. Тот выстрел – бахвальство перед женой, что сбежала от сына и от него через шестнадцать лет. «Ты никогда не был мне мужем… Нас ничего не связывает…. Жизнь дается один раз и я не обязана приносить ее тебе в жертву… Ты ко мне относился, как к половой тряпке… Жид пархатый… Я тебя ненавижу»… Что она еще говорила ему? Да мало ли что. Она сравнивала его с двадцатидвухлетним любовником. Она мстила времени и тем, кто удачливее, чем она. Ну что же, завтра Дима возьмет реванш, чтобы тоже бахвалиться: жизнь дается один раз…
Днем он отпросился у начальника, купил цветы, апельсины, шампанское. Марина опоздала на сорок минут. Взгляд, каждое движение ее излучали гневливость и лицо багровое – лицо небритого хлопца. Цветы приняла без улыбки.
– А на какой месяц принимают заявления? – спросила она.
«Заявления принимают на март», – ответили в ЗАГСе.
Нам надо подумать, – ответила Марина.
Он вышел следом за ней на улицу. Лысый Дима, точно заблудившийся круглоглазик. Мультфильмовский придурок с цветами, апельсинами и шампанским. А уж на работе будут ехидничать…
– Ну, я еду в библиотеку, – сказала Марина.
– Не оставляй меня сегодня, а?
– Мне сентименты чужды, – сказала Марина. – Но вы можете меня проводить к библиотеке на Моховую. Кстати, зайдем по дороге в синагогу.
– Мар, скажи мне «ты».
– Я не могу. Наверное, сказывается разность в возрасте.
Синагога безлюдна. Они опустили в ящик пожертвований монеты и вернулись на улицу.
– Идемте, но только быстро.
– Я к тебе очень привык, – сказал Дима.
Это было не совсем так, но он на это надеялся.
– Это меня пугает.
– Почему?
– Потом когда-нибудь объясню.
Она шла на отрыв, не видела Диму, ему даже почудилось – она тяготилась им. Она его не любит… Любишь ты – не любят тебя. Такова жизнь? Но тогда зачем она брала охапки снега и протягивала ему – послушайте, как звенят кристаллы! Он тряс их, они перезвоном напомнили ему весенних птиц. А до весны еще далеко.
На весенний праздник Пурим его друг Шломо пригласил их на фестиваль пуримшпилей. Шломо со школьниками играли пуримшпиль. Марина немо стояла в углу комнаты, где набились две сотни любопытных, где актеры-любители сменялись детьми, а следом становились к стене иные и не похожая на предыдущие истории игралась. Впрочем, история одна – падение и возрождение народа.
Волны моря. Лицо Марины – два лепестка розы в комнате, где духота обливала всех потом. В такие мгновенья мужчины от Марины сходили с ума. Она принадлежала к женщинам, кто красотой своей владел изнутри. Так наверное поют.
Дима познакомил «сову» с друзьями, и ватагой возвращались к метро.
На Ленинских Горах она сказала Диме:
– Провожать меня до проходной не нужно. Я не хочу разговоров.
– Я люблю тебя.
– Скажите это на иврите.
– Ани охав шелах, – послушным идиотом сказал Дима. – Послезавтра восьмое марта.
– Я не признаю этот праздник.
Она ушла не оглянувшись.
Седьмого марта Дима с институтскими сотрудниками загружали автомашины на овощной базе луком и яблоками, а потом, как это делается, выпили. На площади Трех Вокзалов он купил два билета в театр и позвонил Марине.
– На завтра!
– А я вас завтра приглашаю к себе. Моя соседка уехала домой.
Восьмого марта вымытый и выбритый, с женскими колготками в кармане приперся лысый Дима к общежитию аспирантов. Она опоздала на двадцать минут.
– Я пойду в стороне от вас. Поднимитесь на 7-й этаж, налево по коридору, последняя комната. Но чтобы никто не видел, как вы ко мне входите.
Он проглотил и это. И с ним, действительно, не церемонились.
Затемненная келья Марины – это раскладушка с неубранной постелью, на подоконнике бутыль виноградного сока, на письменном столе блюдце с поджаренными ломтиками черного хлеба и сахарница. Целовались сначала у окна, потом на раскладушке. Наконец, он сказал, как бы сам не свой (так всегда случалось с ним в незабываемые мгновенья).
– Я хочу тебя, Марина. Я хочу чтобы ты мне родила сына… хочу, чтобы мы стали перед Богом мужем и женой…
– Хорошо, – сказала она. – Отвернитесь.
Он сбрасывал одежду с себя, еще не веря ей, обернулся. Она сидела на раскладушке в нижней рубашке, ноги – под одеялом. Он снял с нее рубашку и увидел грудь с розовыми сосками. Она стеснялась ласк. Вообще все жутко быстро произошло.
– Перегорел я, – виновато улыбнулся Дима.
Но она молчаливая и нежная легко успокоила его и через несколько минут он снова взял ее и на этот раз они соединились надолго, насколько это бывает у очень сильных людей. Третий раз Марна просила уже сама:
– Ты меня еще хочешь? Только будь осторожней.
Она обняла его ногами.
Они пили чай с ломтиками черного хлеба. У нее вдруг разболелся живот.
– У меня язва.
– Нужно обратиться к врачу.
– Нет.
Боль скоро отступила. Марина пошла провожать его. И на этот раз – порознь.
– Ну, вы не расстраиваетесь, что не пошли в театр?
– Я счастлив.
– Ну вы соблюдали предосторожность?
Он едва не расхохотался в ответ. Какого черта!? Это была охота за молодостью и ружье он держал без чехла. Он торжествовал сейчас над всеми женщинами и над бывшей своей женой.
– Теперь не скоро, – сказала Марина.
Он улыбнулся кошачьими глазами.
Две недели он ждал ее звонка.
– Прости, Марин, что я звоню первым. Как дела?..
– Я ведь просила мне не звонить. – сказала Марина.
– Когда мы встретимся?
Она молчала. Говорила она ему или нет, что ее приятель Коля вернулся из ссылки?
– Может быть тебе неудобно говорить? – раздалось в трубке.
Этот Дима ее достал-таки.
– Дима, – сказала она, – ко мне приезжала мама, мы поговорили и в общем… Ну, это не телефонный разговор. Во всяком случае, я не стою того, чтобы из-за меня расстраиваться.
Она попрощалась и выбрала для этого телефон.
Несколько дней он ничего не чувствовал, кроме того, что он отвергнут. Отвергнут. Не привыкать как-будто. На пятый день он обнаружил, что стоит посреди комнаты – лицом к картине дачного лета. За окном пороша снежила балкон, но Дима был сейчас в лето.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
