Книга Любовь и другие иностранные слова - Эрин Маккэн

Мама, папа и Кейт (она явно не выспалась) поют «С днем рожденья тебя», когда я вхожу на кухню. А потом повторяют, когда папа выкрикивает: «Теперь еще разок, goioso!»

Goioso: весело.

Это музыкальный термин: обозначает настроение, связанное с темпом.

У отца красивый баритон, который Кейт унаследовала в виде красивого альта. А мне досталась только зависть: я умею попадать в ноты, но этим мои музыкальные таланты и ограничиваются.

После второго куплета начинаются поцелуи и объятья, и Кейт тут же все портит, спрашивая:

– А знаете, что еще сегодня за дата? Пять недель и еще один день до моей свадьбы.

– Ох, – отзываюсь я, утешая себя мыслью, что скоро увижу Итана и буду при этом старше.

Сегодня мой день рождения, а потому я позволяю себе предаться мечтам. Представляю, так сказать, что наши с Итаном дужки переплетаются. Спасибо Кейт, которая вчера нафантазировала это за меня. От одной мысли об этом у меня трясутся руки. И еще от собственной дерзновенности: я решаюсь вообразить, как, когда и где это произойдет. Я рисую себе его кабинет: мягкий свет настольной лампы, старинный деревянный стол, два небольших кожаных кресла, какие обычно ставят у камина, и по трем стенам – стеллажи с нагромождением книг. Я учусь на предпоследнем курсе. Или на последнем. Он уже ничего не ведет у нас, но я порой захожу к нему поболтать. Просто поболтать. Он говорит, что всегда рад меня видеть.

Мы беседуем часами – именно так, как я мечтала годами, – обо всем, что важно для нас обоих. У нас всегда находятся темы для разговоров, не возникает неловких пауз, не приходится тянуть время, придумывая, о чем бы еще поговорить. Но сегодня вечером мы начинаем говорить о нас. О том, как мы встретились, как влюбились друг в друга с первого взгляда (а ведь мы оба не верили, что такое возможно!). И постепенно мы замолкаем. Этот вечер напоен тишиной и многозначительными взглядами. И мы знаем. Знаем, что сейчас, прямо сейчас, больше всего на свете мы хотим поцеловать друг друга. И пока длится поцелуй, для нас не существует никого и ничего в мире.

Это будет ппотрясающе.

Моя страничка на Facebook и телефон ломятся от кратких поздравлений, бесчисленных смайликов и поцелуйчиков. Мне хочется ткнуть Джоффа в них носом, показать, что он был неправ. Но еще больше мне хочется, чтобы его замечание о друзьях перестало меня беспокоить. Смайлики и поцелуйчики. Посмотри-ка, Джеффри Стивен Брилл, сколько у меня друзей! Ну что, утерся?

Стью сидит в машине у дома и ждет нас с Софи. Через улицу я вижу, что он все-таки побрился. Ну, как тут не улыбнуться. Я подхожу к нему, он трет подбородок и говорит в открытое окно:

– Сообщи потом, что скажет Джен.

– А что я скажу, тебе не важно?

– Так я уже знаю, что ты думаешь. Обычно еще до того, как ты сама об этом узнаешь.

– Это ты так считаешь.

– Без бороды я тебе нравлюсь больше.

– Ты нравишься мне не больше и не меньше, чем раньше, – я рада, что могу его поправить. – Но я предпочитаю смотреть на тебя бритого.

– Почему?

– Борода не ассоциируется у меня с тобой.

– А, понял, – он критически осматривает мое лицо и тычет в него пальцем. – Моя безбородость – это то же самое, что твои очки.

– Точно.

– Видишь, как хорошо я знаю, что ты думаешь, – бахвалится он.

Софи выходит из дома, обнимает меня и забирается на заднее сиденье со словами:

– Ну что, маленькая именинница. Сегодня переднее сиденье – твое.

– А в Кэпе я буду большой именинницей.

Стью молчаливо кивает, когда Софи говорит:

– Странно это как-то.

– А мне нравится, – отвечаю я.

– Ну еще бы.

– А как там Джош? – Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на нее.

– Все прекрасно. – На секунду она возводит очи горе.

– Вот только не начинайте опять, – просит Стью.

– Да ты просто завидуешь.

– Да, я сам бы хотел встречаться с Джошем и потому завидую тебе. Только ему не говори.

– Нет, ты завидуешь, потому что у меня есть парень, а у тебя девушки нет.

– Не девушки, а женодруга. – Стью поворачивается ко мне с улыбкой.

– Ага. В Кэпе у меня был бы мужедруг.

– Будто у тебя сейчас его нет, – вполголоса говорит Стью, и я притворяюсь, что не слышу.

– Ребят, это звучит чудовищно. Хватит так говорить, – просит нас Софи.

Позже, высадив все еще несколько шокированную Софи у школы, Стью паркуется неподалеку, и мы с наслаждением бредем до университета. Небо сегодня бледно-голубое, с перистыми облаками. Наверно, будет дождь.

– А тебе никогда не казалось, что в этом есть нечто шизофреничное? – спрашиваю я. – Ну, «мужчина» и «женщина» здесь, – указываю на Кэп. – «Парень» и «девушка» – там.

– Я как-то не задумывался.

– А я вот много об этом думала.

– Ты вообще слишком много думаешь.

– Не меньше тебя.

– Да, но мы думаем о разном, – он как-то непонятно смеется.

– Это потому что ты парнемуж.

– Может быть.

– Просто в последнее время я часто замечаю такое. Не знаю почему.

– Возможно, ты просто стареешь. Когда жизнь клонится к закату, начинаешь смотреть на все иначе.

– Да, – столь же невозмутимо отвечаю я. – Должно быть, дело в этом.

– Кстати, с днем рожденья.

– Спасибочки.

Когда до Кэпа нам остается один перекресток и мы ждем светофора, Стью достает из рюкзака открытку и протягивает мне. Я открываю ее и вижу, что он оставил отпечаток руки на сложенном листе белой бумаги и раскрасил его так, словно это индейка в праздничном колпаке. Я читаю надпись: Вас поздравляет Енох, коварный деньрожденческий индюк.

Текст написан мелком. Коричневым.

Когда я наконец поднимаю взгляд, Стью отвечает кивком:

– Сам смастерил. Софи мне совсем не помогала.

– Очень впечатляет. Вне зависимости от текста. На каком бы он ни был языке.