Сбрасываю в холле оставшуюся туфлю и стараюсь немного успокоиться перед тем, как войти в гостиную. Папа дремлет перед телевизором, Анна переживает муки творчества с очередным хитрым джемпером на тему игрушечных мишек. К джемперу на шерстяном шнурке подвешен маленький вязаный медвежонок.
— Хорошо провела время на концерте своей Клоди? — спрашивает она, так и сяк пристраивая болтающегося медвежонка.
Маленькая заминка. Проще ответить «Да», и дело с концом. Так я и поступаю.
— Магдин папа забрал вас после концерта? — спрашивает папа.
— Конечно, — говорю я. — Анна, у этого мишки такой вид, как будто он повесился.
— Знаю, знаю, но я понятия не имею, как бы еще его присобачить. Если посажу его в карман, нарушится все равновесие рисунка, а мне нужно закончить к завтрашнему дню.
— Просто безумие набирать столько работы, — зевает папа. — Ну ладно, я пошел спать. Брось, Анна, завтра доделаешь, ты же совсем без сил.
— Нет, я должна как-то его прикрепить, — говорит Анна.
— А может, посадить его на «липучку»? — предлагаю я.
— Точно! Ах, Элли, ты гений, — Анна награждает меня поцелуем.
— Я бы не стал высказываться столь категорично, — папа обнимает нас обеих за плечи. — Но ты умница, Элли. Приятно, что теперь между нами все честно. Конец дурацкому вранью, правильно?
— Правильно, — поддакиваю я, готовая проглотить свой лживый язык.
Ну ничего. Они никогда не узнают.
Роковые слова! В субботней газете напечатана статья о Клоди Коулмен и о том, как она отменила свой концерт.
Ка-ра-ул!
— Элли! — гремит папуля.
Над моей головой бушует гроза. Я пытаюсь объяснять снова и снова.
Все без толку.
Звонит Магда. Ее мама тоже прочла статью.
Звонит Надин. Ее мама — то же самое.
Сегодня мы собирались во второй половине дня пройтись по магазинам. Нас не пускают. Теперь нам очень-очень долго не разрешат выходить из дому никуда, кроме школы.
Звонит Рассел.
— Элли, привет! Как дела? Понравился концерт? У нас на дискотеке была тоска зеленая. Я даже рад, что тебя там не было, все оказалось дико глупо и душно. Я ушел раньше всех — так скучно подпирать стенку вместе с другими унылыми парнями, без девочек. Да я бы и не захотел общаться с теми девочками, что там были. Куда им до тебя, Элли. В общем, я пошел домой пораньше, и папа был страшно доволен и сказал, он рад, что я наконец стал вести себя как ответственный человек, и он снимает с меня домашний арест! Можно устроить настоящее свидание. Сегодня вечером! Помнишь, я говорил, что знаю, куда хотел бы пойти?
Давай сходим на сеанс в семь тридцать, «Девчонки гуляют еще позднее»?
Он еще идет в «Рио».
— Рассел, есть одна проблема.
— Не бойся, что фильм страшный. Я буду все время держать тебя за руку, обещаю. Все говорят, что «Девчонки гуляют еще позднее» — классный фильм. Конечно, это не какое-то великое произведение искусства, просто хорошее развлечение.
— Рассел…
— Но ты не беспокойся, если тебе действительно не нравится, не обязательно его смотреть. Пойдем, куда ты захочешь.
— Я не смогу пойти на «Девчонки гуляют еще позднее». Мне самой нельзя гулять допоздна. И даже рано нельзя. Ох, Рассел, я по уши в неприятностях. Теперь меня не выпускают из дома, и это надолго.
Я рассказываю ему все. Рассел молчит. Слушает. Ругает меня, требует, чтобы я больше не смела так глупо рисковать. Стонет, что нам так и не удастся никуда пойти.
— Значит, снова тайные встречи в «Макдоналдсе» после уроков?
— Похоже на то.
— Ну ладно, видно, ничего не поделаешь. Когда-нибудь мы все-таки пойдем с тобой куда-нибудь, правда?
— Само собой.
— Хорошо. Потому что ты для меня очень много значишь, Элли. — Короткая пауза. Я слышу, как у него перехватывает дыхание. — Элли… Я люблю тебя.
У меня тоже перехватывает дыхание. Я быстро оглядываюсь, чтобы убедиться, что Моголь не сидит поблизости в засаде.
— И я люблю тебя, — шепчу я и вешаю трубку.
И тут же снова снимаю. Кому позвонить раньше — Магде или Надин?
Скорее, скорее рассказать им, что мне сказал Рассел!
