— Георгий, мне нужна ваша помощь.
— Михаил Никитич, о чем речь! Все, что могу…
— Видите ли, Гоша, — Сушко художественно выдохнул в трубку, — тут вопрос деликатный. Касается вашего брата… Да и меня тоже…
— Егора? Вас? Что случилось? — удивился молодой человек.
— Я, знаете ли, Гоша должен вам покаяться. Грешен… Вы знаете, мое конструкторское бюро закрывают, конкурс был последней надеждой… Нет, не подумайте, что я имею что-то против вашего отца. Александр Николаевич гений, мне с ним не тягаться… Но вы понимаете, два месяца делать проект и знать, что нет шансов на победу… Это тяжело.
Сушко замолчал.
Гоша тоже не знал, что ему сказать, но Михаил Никитич, собравшись с силами, продолжил:
— Видите ли, за пару месяцев до сдачи проекта ко мне пришел ваш брат, Егор. Принес с собой очень интересную разработку и объяснил, что это его личная идея, которую он хотел бы реализовать. Независимо от отца реализовать. Проект мне понравился, и я согласился с ним поработать, более того, пообещал ничего не говорить вашему отцу. Понимаете, Егор, видимо, чувствовал себя ущемленным известностью родителя и хотел реализоваться сам, без отцовской поддержки. Впрочем, их отношения не мое дело… Просто я так подумал в тот момент… Мне показалось, что дело обстоит именно таким образом… В общем, мне тогда до зарезу нужна была хорошая идея, и я с радостью взял в работу чертежи, даже как следует не проверив их источник. Конечно, я не должен был этого делать…
— Это были первые чертежи «Олимпии»? — уточнил Гоша, кое-что слышавший о делах в институте отца.
— Да, — опять театрально вздохнул Сушко, — это были именно они. — Но, Гоша, я не сказал вам самого главного.
— Чего именно? — еще больше насторожился Гоша.
— Ваш брат попросил у меня небольшой аванс в счет будущих премий. Относительно небольшая сумма, но я так понял, у него были проблемы с деньгами…
— Вы дали?
— Увы, нет. Вернее, я не видел оснований отказывать, но в тот момент денег у меня просто не было. Я обещал дать позже. Теперь очень об этом жалею. Когда деньги у меня появились и я их хотел отдать Егору, тот признался, что влип в страшную неприятность — взял деньги из кабинета отца и не знал, как их вернуть…
— Так это Егор!
— Вижу, вы в курсе… — тяжело вздохнул Михаил Никитич… — Гоша, то, о чем я вам сейчас рассказал, дело очень тонкое, деликатное. Егор близкий для вашего папы человек, а Александр Николаевич строг, и может сгоряча квалифицировать его действия как предательство…
— А это не так?
— Ну что вы… Егор просто знал, что ваш отец не проиграет в любом случае, а мне эта победа нужна до зарезу… Он считал, что не просто решает свою финансовую проблему, но восстанавливает вселенскую справедливость. Конечно, он ошибался… Но намерения его были самыми добрыми…
— А что с деньгами?
— Егор готов их вернуть, только не знает как… Звонил мне сегодня, советовался…
— И что вы предлагаете?
— Я не предлагаю, я прошу вас передать от имени Егора деньги вашему отцу. А я, в свою очередь, сам ему позвоню и замолвлю словечко за вашего брата…
— Почему сам Егор не попросил меня об этом?
— Ему стыдно… Старший брат — и вдруг такая несусветная глупость… Ну, вы же понимаете, людям свойственно ошибаться…
Гоша призадумался:
— А про «Олимпию» вы отцу скажете?
— Да уж придется покаяться… Но здесь достанется скорее мне, чем вашему брату… Мне сейчас терять нечего… А Егора с отцом ссорить нехорошо… В общем, придется признать, что я сбил молодого человека с истинного пути — умолял, уговаривал…
— С вашей стороны очень благородно так выручить брата…
— Гоша, я, конечно, не стар, но и не настолько молод, чтобы вовсе не думать о душе…
«В Великобритании скончался министр финансов Иэн Маклеод… Имя преемника в данный момент обсуждается…» Академик приглушил радио и посмотрел в окно. Погода была замечательная, летняя… Надо бы снова вырваться за город. Нельзя при таком солнце париться в городе… Ну ничего, еще пара дней, и вопрос с «Олимпией» будет решен… Тогда можно с чистой совестью взять отпуск…
Зазвонил телефон…
— Лиза, я возьму… — крикнул Александр Николаевич в сторону кухни и поднял трубку: — Слушаю!
— Александр Николаевич?
— Я.
— Александр Николаевич, Сушко на проводе, каяться пришел…
Иванов был в отличном настроении, а потому встретил слова Михаила Никитича хоть и с иронией, но без обиды:
— Каяться, значит? Это по поводу того, что чертежи спер?
Голос Михаила Никитича был полон раскаяния:
— Не поверишь, не знал, что твои… Один умник с карьерными амбициями приволок, денег хотел… Хотя и я не без греха — не проверил, откуда материалы… Уж больно идея была хороша, боялся, что узнаю, откуда — и воспользоваться рука не поднимется…
— А пока, значит, не знал, чьи чертежи, использовал без угрызений совести?
— Добиваешь?
— А ты чего хотел? Звона литавров? Скажи лучше, кто этот борец за распространение научных теорий? Кто тебе чертежики приволок?
— Ты ж его на заборе повесишь!
— А тебе не все равно?
— Да и тебе, в общем, эта информация много не даст. Так, мелкий лаборантишка…
— Вот как? — Иванов знал, что Михаил Никитич врет, но настаивать не стал. Ясно, что конкурент, даже побежденный, просто так своего агента не выдаст. Авось еще пригодится. Поэтому он задал Сушко совсем другой вопрос: — Неужели совесть так мучает, что по ночам спать не дает?
— Не поверишь, мучает… Но ты прав, звоню не только поэтому. Должок у меня перед тобой, помочь тебе хочу…
— И как же ты мне помочь можешь? — удивился Иванов.
— Да есть тут одна ситуация… Помнишь, мы с твоим Гошкой по поводу его диссертации общались?
— Так и что? — насторожился академик.
— Ну, Гоша-то о наших разногласиях не знает, думает, что мы большие друзья — вот и пришел ко мне за советом.
— На тему диссертации?
— Да нет, на тему жизни… Ты его только не брани, он у тебя парень хороший — но сам знаешь, кто по молодости глупостей не делал. В общем, деньги нужны были ему до зарезу — он у тебя в кабинете их и взял. Теперь вернуть хочет, да не знает, как это сделать…
Голос Иванов мгновенно стал ледяным:
— А ты-то здесь при чем?
— Георгий тебе сегодня принесет деньги, я его заверил, что ты не будешь браниться…
— Много на себя берешь…
— Парня жалко.
— Жалко у пчелки. Ладно, спасибо за информацию, обещаю тебе, избежит твой протеже родительского гнева… А тебе, Михаил Никитич, скажу следующее: кабы не эти чертовы чертежи — век бы тобой восхищался. Люблю достойных конкурентов.
