— Стас, если честно, у меня сегодня нет настроения туда идти. Я и оделась для более простого варианта. В знак компенсации за ваши несбывшиеся надежды можно я приглашу вас в кафешку моей юности?
Выглядела Марина лет на двадцать пять, поэтому про юность она, скорее всего, пошутила.
Кафешка оказалась чистенькой, шумной, дешевой и немного странной. Студенты, классические интеллигенты в очках и с портфелями, вокруг беседы на умные темы, ни одного пьяного, дым — хоть топор вешай. Курящие Стас и Марина закурили сразу же, чтобы не дышать этим дымом.
— Что за странное местечко?
— Вам не нравится? — огорчилась Марина.
— Почему, я еще просто не осмотрелся, но вижу, что оно необычное.
— Это место для сбора разных мелких политических товарищей. Преимущественно анархистов и экстремалов. Здесь любят поговорить о том, как переустроить Россию, покричать на тему продажности всех вокруг, а в туалете обязательно скажут несколько вежливых слов и уступят все, что можно, — от кабинки до мыла.
Марина оказалась права, и к вечеру Станислав, привыкший к дыму, заведение оценил. Они как-то незаметно познакомились с соседями и объединились столиками, довольно смачно поспорили о роли Троцкого в истории и даже получили в подарок книжку одного левого деятеля с автографом автора и приглашение на какое-то важное политическое мероприятие. Счет оплатила Марина — потому что она пригласила. Станислав попытался возмутиться:
— Это неправильно!
— Стас, давайте не будем спорить по мелочам. Сегодня вместо задуманного вами свидания в романтической обстановке шикарного ресторана я затащила вас в полуподвальное местечко и устроила нечто вроде товарищеской встречи. Мне не стыдно, но я должна нести ответственность за этот поступок.
Марина засмеялась. Станислав поцеловал ее (она не сопротивлялась) и искренне сказал:
— Мне понравилось. У меня никогда не было такого свидания, и я не был в таких местах, но это все было супер. Вы — удивительная.
— Спасибо, — сказала Марина, — вы прошли второй тест.
— Какой тест?
— У меня есть несколько тестов на совместимость с мужчиной, чтобы потом не мучиться. Это — второй, и вы его прошли.
— Какой был первый?
— Наш первый совместный обед. Вы не подняли тему засилья феминизма в стране после того, как я оплатила свой счет.
— Отлично. Сколько осталось?
— Не скажу.
Станислав еще раз поцеловал ее — уже крепче.
— Считайте, что вы прошли третий. Целуетесь вы отлично. И по итогам трех отлично пройденных тестов я разрешаю вам взять реванш и разориться. Приглашайте в свои шикарные рестораны, в Большой театр, наймите лимузин — делайте что хотите, я не феминистка. Главное, чтобы вы ориентировались все-таки не по цене, а по содержанию. Потому что на концерт Верки Сердючки или на «Камеди клаб» я не пойду ни за какие деньги, даже если мне их заплатят в двойном размере.
— Я тоже терпеть не могу «Камеди клаб», — признался Станислав, — все знакомые его обожают, повторяют оттуда шутки и намертво прилипают к телику, а меня с души воротит. Как-то раз я посмотрел его от и до — были в гостях, у друга юбилей — тридцать лет. Сели, выпили, закусили. И тут начался «Камеди клаб». Война войной, а обед по расписанию — все побросали тосты и игры, расселись вокруг телевизора (друг еще прикупил новый на всю стенку, чем гордился безумно) и стали смотреть, открыв рты и заходясь от смеха. Я чувствовал себя изгоем. Мне было скучно, я не понимал, почему они смеются. Мне было стыдно за них и за себя, а они временами подозрительно на меня посматривали, и я делал вид, что тоже посмеиваюсь, глупо улыбался от уха до уха и показывал, что я свой, я тоже с ними. Кошмарно. Наверное, у меня нет чувства юмора.
— Тогда считайте, что вы прошли и четвертый тест, — улыбнулась Марина. — У меня тоже нет чувства юмора. Я терпеть не могу американские комедии, не понимаю, что смешного в шоу Бенни Хилла и хваленых английских тонких шутках, не могу смотреть «Аншлаг», а вот от Задорнова искренне хохочу до боли в ребрах. И обожаю советских юмористов типа Ильфа и Петрова или Ардова.
— Ардов? — потрясенно произнес Станислав. — «Цветочки»?
— «Цветочки, ягодки и пр.» — моя любимая книга в жанре сатиры и юмора, а что?
— Ничего. Теперь мы обязательно должны перейти на «ты». У меня не было никаких тестов, но я понял, что ты — лучшая женщина в мире.
— Из-за Ардова?
— В том числе. Ардов стал последней каплей. Книгу про цветочки принес домой отец, когда мне было лет двенадцать. Ему дали ее в нагрузку к чему-то. Он ее не читал, а я от нечего делать открыл полистать. И меня сразу увлекло. Некоторые вещи я не особо понимал и пропускал. Перечитал раз двадцать — и хохотал до слез. Позвал папу и прочитал ему вслух. После этого пришлось покупать новый экземпляр — папа не хотел расставаться с таким замечательным автором, а я не мог отдать именно эту книгу. И до сих пор она у меня самая любимая. Кстати, она еще и прикладная. Я ведь занимаюсь журналом, и внештатные авторы до сих пор любят писать по тем же принципам, как будто эта книга стала им самоучителем на пару с главой о «Гаврилиаде» у Ильфа и Петрова. Так мило, так забавно и так близко к моей деятельности. И тут вы говорите, что тоже знаете, да еще и любите эту книгу. Разве вы — не лучшая в мире после этого?
— Конечно, я лучшая в мире, — засмеялась Марина.
— И вы окажете мне честь встретиться со мной в субботу. Программу выбираю я.
— Окажу. Все, что угодно.
И Станислав понял, что Марина — это навсегда.
Спустя три месяца Екатерина Михайловна сказала, что они — прекрасная пара, а Марина — чудесная, искренняя и добрая девочка. Естественно, что Станислав, который считал точно так же, поверил в непререкаемый авторитет Екатерины Михайловны.
Иветта, покрутившись по дому, все-таки позвонила родственнице и напросилась в гости. Екатерина Михайловна была свободна и даже обрадовалась своей многоюродной внучке. Вот только советы давать тоже не решилась.
— Иветта, ты большая девочка и все понимаешь сама.
— Но вы же видели Сашу и, как все тогда, хотели нашей свадьбы. Помните, тогда все наши предложили скинуться нам на свадьбу вместо подарков, не дали тихонько расписаться и всячески обрадовались. И Диму вы видели — и тоже сказали, что надо выходить за него замуж. Где логика?
— Все очень просто.
— Просто в том смысле, что про Диму сказали уже по принципу на безрыбье и щука подойдет? Раз Саша погиб, а у меня уже возраст такой, что надо заводить семью и детей, то выходи за Диму?
— Иветта, солнышко, у тебя такой же яркий характер, как у твоей мамы.
— Вы хотите сказать, что я такая же истеричка?
— Нет. У нее яркий характер потому, что она быстро соображает и бурно на все реагирует, но в силу быстроты и бурности делает слишком поспешные выводы. Поверхностные. И часто ошибается.
