И это сделал с ней Эдвард.
Как могла она поверить в то, что он ее любит?
Оливия вздохнула. Ладно, подумала она, с нее хватит. Теперь она испытала в жизни все. Она не собирается запираться дома и оплакивать свое разбитое сердце, потому что мужчина по имени Эдвард Арчер использовал ее. Она сильнее этого.
К черту все. Она в нем не нуждается. Она будет жить для себя. Для себя и «Мечты Оливии».
Еще не все пропало. Она проявила непростительную слабость, позволив сначала такому ничтожному журнальчику, как «Чаттербокс», а затем Эдварду Арчеру заставить себя потеряться, вместо того чтобы бороться за себя и свое дело. У нее были для этого возможности. Чарлз списал одолженные суммы. У нее был городской дом, который теперь могут отобрать суды или банки. У нее было мастерство. Талант. Опыт. И решительность, знание, чего она хочет, которое привело ее из комнаты для слуг в доме Боскомов к «Мечте Оливии».
Ты потеряешь все это, — сказал ей Эдвард, и это толкнуло ее в расставленную им западню. Ладно, без боя она не сдастся. Эдвард не знает, что студия означает для нее не только финансовую обеспеченность, но составляет смысл жизни.
Телефон зазвонил в шесть утра, она как раз только что проснулась. Оливия знала, кто ей звонит, и зарылась головой в подушку, пока телефон не замолчал. Однако десять минут спустя он снова затрезвонил, потом звонки повторялись каждые пять минут, пока она не включила автоответчик, который сама же выключила несколько недель назад после первого же звонка по поводу грязного скандала.
Когда аппарат снова зазвонил, она, вся дрожа, села рядом и услышала холодный и злой голос Эдварда.
— Оливия, черт побери, ты не можешь так уйти!
Но она могла. Все, что ей для этого требовалось, так это напомнить себе, как она его раньше ненавидела. И она сумела сделать это. Господи, она сделала это!..
Когда Эдвард повесил трубку, она набрала номер Дольчи.
— Оливия! Где ты пропадала? Я тебе звонила, звонила…
— Как ты смотришь на то, чтобы выйти на работу, Дольчи?
— О, буду только рада! Что ты намерена теперь делать? Ты следила за «Чаттербоксом»? Там больше нет ни слова обо всей этой кутерьме, давно уже нет. И я подумала, что, может быть…
— Ты правильно подумала. Но существует проблема, — Оливия потерла лоб, — у меня нет денег, чтобы платить тебе жалованье. Если хочешь, можешь поработать на комиссионных, пока дела не наладятся. А когда все придет в порядок… Если придет, я заплачу тебе все, что буду должна, плюс премию, и…
— О’кей.
— Ты уверена?
— Когда ты хочешь, чтобы я пришла?
Оливия улыбнулась — в первый раз за последние сутки.
— Ну, а если я скажу, что пять минут назад?
Дольчи появилась через час. Она обняла Оливию, потом отступила на шаг назад и внимательно оглядела.
— Ты так здорово выглядишь! Где ты так загорела, далеко?
— Да. На Багамах.
— На Багамах? — У Дольчи округлились глаза. — А почему бы и нет? Если нет возможности спасти корабль, то можно позволить себе гульнуть, пока он идет ко дну.
— Нет, не в этом дело… — Оливия взглянула на Дольчи, которая ничего не знала ни о Риа, ни о ее роли в том, что произошло, и рассмеялась:
— Это длинная история, когда-нибудь я тебе ее расскажу.
Дольчи улыбнулась:
— Расскажи хотя бы о южном солнце, теплых лунных ночах, потрясающих мужчинах. Могу поспорить, что ты здорово провела время.
Оливия почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. Она поспешно отвернулась.
— Оливия. — Дольчи тронула ее за плечо. — В чем дело? Я что-нибудь не то сказала? Оливия тряхнула головой.
— Нет, нет, не говори глупости. Я просто поздно легла и не выспалась как следует.
Несколько часов они провели, разбирая бумаги. На следующий день Оливия стала обзванивать клиентов, которые исчезли после скандала.
Первые звонки дались трудно. «Хелло, — приветливо говорила она как ни в чем не бывало. — Мы интересуемся, приняли ли вы какое-то решение относительно вашей гостиной?» А потом, сжав пальцы, ждала ответа.
Никто не бросил трубку. Но никто не выразил желания прийти подписать контракт. Однако несколько человек сказали, что да, действительно, пока еще не решили этот вопрос. А трое выразили намерение зайти на неделе и переговорить.
Успех придал ей мужества. Оливия перевела дыхание, придвинула аппарат и снова стала названивать. Эти звонки дались ей намного труднее: теперь она звонила людям, которые аннулировали свои заказы после разразившегося скандала.
Некоторые заказчики сразу бросали трубки. Но другие говорили, что они еще не заключили других соглашений, и проявляли заинтересованность во встрече.
Через несколько дней в студию потянулись клиенты. К концу недели дела стали налаживаться. У «Мечты Оливии» снова появились заказы, не так много, чтобы можно было говорить о прибыли, но достаточно, чтобы появилась надежда на выживание. Оливия работала двадцать четыре часа в сутки, конструировала, делала наброски, вела льстивые разговоры с кредиторами о продлении и снисхождении.
К концу недели она довела себя работой до полного изнеможения, что и было отмечено Дольчи:
— Так больше продолжаться не может, — заявила она.
Оливия положила карандаш и утомленно потерла виски. Дольчи была права, она вконец измоталась. Но ее доводили до изнеможения не дни. Ночи. Долгие, пустые часы в темноте. Она не могла изгнать из сознания мысли об Эдварде, перестать видеть его во сне. Она страстно отдавалась ему, а когда просыпалась и возвращалась к реальности, ее сердце билось еще сильнее, потому что сны говорили о ее женской слабости в попытках преодолеть желание. По крайней мере, Эдвард перестал звонить. В конце концов, что толку выплескивать свою злость автоответчику?
— Оливия?
Она подняла голову. В дверях со встревоженным видом стояла Дольчи.
— Почтальон только что принес…
Она подала конверт от юриста Чарлза Райта с отметкой «заказное». Оливия внимательно прочитала письмо, потом подняла глаза на Дольчи.
— Здесь говорится, что я просрочила уплату долга.
— Долга?
Оливия покачала головой. Не было никакого долга, уже не было. В своем завещании Чарлз Райт позаботился об этом, и, конечно же, его юрист знал об этом.
— Это ошибка, — сказала она. — Я разберусь с этим.
Она позвонила юристу. Тот был любезен, почти извинялся перед ней. У него не было иного выбора, кроме как послать ей это письмо, объяснил он.
— Вы правы, мисс Харрис, там было дополнительное распоряжение. Но оно опротестовано.
— Кем? — спросила она.
