Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
Я не была у него несколько дней. Всю эту неделю позировала Клэю. Сидела на стуле, как дура. Это так противно. Все время хотелось встать и подвигаться. Тяжело сидеть неподвижно. Когда долгие месяцы лежишь в постели, залечивая раны, а потом сидишь на стуле, разрабатывая руку, впоследствии любая форма физической бездеятельности быстро утомляет, хочется поскорее встряхнуться. Поэтому каждый день после сеанса позирования Клэю мне приходится совершать долгие пробежки. Для меня это — единственный способ сохранить остатки разума. И, поскольку Марго несколько недель назад, уступив моей просьбе, позволила приобрести подвесную боксерскую грушу, мне теперь есть что колотить, и этим я тоже подолгу занимаюсь.
В пятницу вечером мои нервы не выдерживают. Я даже не знаю, дома ли он, но ноги сами несут меня туда. Интересно, он по мне тоже скучал? Перед его домом я замедляю бег. Он в глубине гаража, отлаживает одну из своих пил, работает, стоя ко мне спиной. Я обвожу взглядом помещение, ищу, куда бы сесть. На верстаках нет ни пятачка свободного места. Все рабочие поверхности чем-то завалены. Груды древесных отходов, забытые инструменты, ящики, коробки. Такого беспорядка я здесь еще не видела. Джош очень аккуратен, а это значит, что бардак он устроил нарочно. Может, это своего рода намек? Может, он осознал, как ему хорошо здесь без меня. Заново свел знакомство со своим одиночеством и понял, что ему этого не хватает.
Я еще не готова уйти. Если меня должны прогнать, пусть уж лучше я выпью чашу унижения до дна. Надеюсь, что он выйдет из-за своего дурацкого станка и скажет что-нибудь мне, однако он, похоже, не торопится. Краем глаза вижу у боковой двери, там, где кончается верстак, стул — над ним Джош работал на прошлой неделе. Узнаю ножки, их дизайн, над которым он старательно трудился. Должно быть, закончил на этой неделе. Это на заказ или для себя? Изящный стул. Каждый раз, глядя на какое-то его изделие, я ненавижу Джоша чуть больше. Моя зависть — живое существо. Подвижное, переменчивое, растущее. Как мой гнев и мамины переживания.
Я провожу ладонями по изгибу спинки. Присев на корточки, рассматриваю ножки. Подлокотники широкие, изогнутые, в точности повторяют линии спинки. Мне любопытно, начал ли он уже работать над другим таким же стулом, ведь это явно часть гарнитура. Я все еще вожу пальцами по другому подлокотнику и вдруг, сама того не сознавая, сажусь на стул. И тогда понимаю, насколько он совершенен. Вроде бы этот стул не должен быть удобным, но мне не хочется с него вставать. Руки мои покоятся на подлокотниках, я откидываюсь на спинку и, подняв голову, вижу, что Джош наблюдает за мной. Его взгляд нервирует, хотя, казалось бы, я уже должна к нему привыкнуть. И из-за того, что он такой красавчик, мне трудно отвести от него глаза.
На его лице заметна обеспокоенность и одновременно озорство. Такое же выражение было у Клэя, когда он показывал мне мой портрет. Я понимаю, что Джош ждет моей реакции, одобрения. Я смотрю на стул, на котором сижу, потом опять на него, но он уже не глядит на меня. Снова занимается своей пилой, будто ничего не произошло. И тут-то меня озаряет. Джош специально завалил весь верстак, чтобы, не найдя там места, я была вынуждена обратить внимание на стул. Ведь этот стул предназначен для меня.
Этой мысли оказалось достаточно, чтобы я, как ужаленная, вскочила со стула, своим резким движением вынудив его оторваться от своего занятия. С минуту мы просто смотрим друг на друга. Я, наверно, похожа на обезумевшую зверушку, готовую пуститься наутек, — как в ту первую ночь, когда пришла сюда. Я могу сказать, о чем думаю, но в этом нет нужды. Он уже знает.
— Это всего лишь стул. — Тон у Джоша увещевательный, как будто он уговаривает меня сойти с карниза.
— Я не могу его принять. — Я стараюсь говорить так, словно это он поступает неразумно, делая мне столь щедрый подарок.
— Почему?
— Лучше продай.
— Мне это не нужно.
— Я его не возьму. Подари кому-нибудь еще.
— Тебе нужно на чем-то сидеть. Я устал от того, что ты постоянно все здесь трогаешь, переставляешь, мельтешишь перед глазами, когда я работаю. Теперь тебе есть где сидеть. Вот и садись. — Он кивком показывает на стул, я повинуюсь. И сейчас мне на нем еще удобнее, чем несколько минут назад. Джош наклоняется, кладет руки на мои ладони, лежащие на подлокотниках, смотрит мне в глаза. И у меня такое ощущение, будто с меня сдирают кожу. — Это просто стул. И не надо мудрить. Продавать я его не собираюсь, дарить кому-то еще — тоже. Я сделал его для тебя. Он — твой. — Джош отстраняется от меня, выпрямляется. После того, как он убрал руки, я вдруг сознаю, что, по сути, Джош впервые прикоснулся ко мне. Мне жаль, что он их убрал. — К тому же на нем уже твое имя.
— Где?
— Внизу посмотри. Я хотел выгравировать его на спинке, чтобы сразу бросалось в глаза, но не вышло.
Я соскользнула со стула, опустилась на корточки, почти припала к полу, чтобы заглянуть под сиденье и посмотреть. Вот, есть. На обратной стороне сиденья сияло выгравированное солнце.
В это мгновение я поняла, что́ на самом деле он мне подарил. Не стул как таковой. Приглашение, радушный прием. Теперь я знаю, что мне здесь рады. Он подарил мне не предмет мебели. Он подарил мне место, где меня считают своей.
Глава 22
Настя
Меня поражает, что люди боятся темноты, но ни на секунду не задумываются о том, что им что-то может угрожать днем, словно солнце надежно защищает их от всего зла на свете. Но оно не защищает. Оно лишь нашептывает, убаюкивает своим теплом, чтобы потом шмякнуть вас мордой в грязь. Дневной свет не дает гарантии безопасности. Плохое случается в любое время суток; оно не ждет наступления темноты.
Дома у Джоша днем я не была ни разу. Днем здесь совсем иначе. Я не оказалась бы здесь, если б в моей машине не сдох аккумулятор, когда сегодня я собиралась уезжать из школы. Живу я недалеко от кампуса, можно бы и пешком дойти, но днем я никуда не хожу пешком. Утром еще куда ни шло, но после обеда в определенный период я ненавижу бывать на улице. Даже ночью мне не так тревожно. Темнота не сеет во мне столь дикий страх, как дневное время. Послеполуденное солнце будто преследует меня, выжигает воспоминания на моей спине. Джош всегда вызывается подвезти меня от своего дома к моему. Думает, я нервничаю, когда иду одна по ночным улицам. Да, мне действительно неспокойно. Я не настолько глупа, чтобы верить, будто я в полной безопасности на улице — в любом месте, в любое время суток. Просто днем я нервничаю больше.
И вот теперь я здесь, в три пятнадцать, сижу на диване Джоша, смотрю «Больницу». Во время последней рекламной паузы Джош все три с половиной минуты терпеливо рассказывал мне сюжетные линии всех серий последних десяти лет, а я жевала конфеты «Twizzlers». По окончании рекламы он внезапно прервал свой рассказ, заявив, что остальное доскажет во время следующей рекламной паузы. Я сама телевизор смотрю краем глаза. Больше наблюдаю за Джошем, пытаясь понять, что он за человек. У меня возникла теория, что на самом деле у Джоша есть двойник, что Джошей двое, ибо я с каждым днем все больше и больше убеждаюсь — он не один и тот же человек. Как в фильме с участием Кристиана Бейла, где два брата-близнеца делят одну судьбу на двоих, и никогда не знаешь, кто из них перед тобой в тот или иной момент[9]. То же самое я чувствую, когда нахожусь в обществе Джоша.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
