К счастью, мужа она видела очень мало, избегала его как могла. Но особенным мучением стали трапезы: Эмили и Эвис вежливо поддерживали беседу с Дэвидом под мрачными взглядами Эдгара и Марии.
Все это изменилось одним ясным апрельским утром. Эмили спускалась по лестнице и услышала звонкий, серебристый голос, напевавший что-то по-испански. Она на цыпочках вошла в библиотеку и увидела Марию.
— У тебя красивый голос, Мария.
Девушка резко обернулась, взметнув вихрь желто-зеленых юбок, лицо ее зарумянилось.
— Спасибо, сеньора, — ответила она довольно холодно. Эмили заставила себя улыбнуться, не собираясь отступать.
— Ты никогда не говорила, что умеешь петь, — благожелательно заметила она и взяла девушку за руку. — Пойдем со мной в гостиную, и я буду аккомпанировать тебе на рояле.
Эмили повела упирающуюся Марию по коридору.
— Это всего лишь песня, которой меня научил мой отец, — протестовала девушка.
— Да, но это очень красивая народная мелодия, передаваемая из поколения в поколение. О чем эта песня?
Девушка на мгновение нахмурилась, потом нехотя ответила:
— Эту песню пели во время мексиканской революции, она о танцевальном зале.
Эмили села на вращающийся стул у фортепьяно; Мария смотрела на нее все еще с подозрением. В зеленых глазах девочки промелькнуло тоскливое выражение, когда Эмили подняла изящные руки над клавишами.
— Я слышала, как вы играете, — пробормотала она задумчиво. — Мне… мне тоже хотелось бы так играть.
— Значит, ты должна научиться, — заверила ее Эмили и в восторге от того, что вызвала наконец у Марии интерес и внимание к себе, настойчиво попросила: — А теперь спой мне эту прелестную песню.
Девушка колебалась, но когда Эмили повторила вступление, еще более решительно ударяя по клавишам, Мария запела.
Когда ее голос затих, неожиданно раздались аплодисменты восхищенного Дэвида.
— Браво! — воскликнул он, переводя взгляд с одной на другую. — Я знал о твоих способностях, Эмили, но, Мария, дорогая, ты прятала от нас удивительный талант.
Мария покраснела и опустила черные ресницы.
— Спасибо, Дэвид.
Эмили сочувствовала мексиканке. Она понимала, что девушка очень стесняется в присутствии Дэвида и отчаянно боится быть им отвергнутой, особенно после того, как неправильно истолковала попытку молодого человека отослать ее в школу. Они оба — и Мария, и Дэвид — нуждались в том, чтобы их подтолкнули в нужном направлении!
Воспользовавшись случаем, Эмили заявила:
— Дэвид, Мария хочет научиться играть на фортепьяно. Поскольку ты играешь гораздо лучше меня, то просто обязан давать ей уроки, ты согласен?
Дэвид вспыхнул:
— Ну, я… конечно…
— Разве ты не свободен по утрам в это время? — настаивала Эмили.
Дэвид смущенно взглянул на Марию, которая продолжала внимательно рассматривать ковер.
— Ты бы этого хотела, Мария? — спросил он.
— Да, Дэвид, — прошептала та, — если это не… не причинит неудобств.
Дэвид просиял:
— Мне будет только приятно, если мои навыки не заржавеют. — Он подошел к шкафчику и, перебирая стопку бумаг, забормотал: — Посмотрим, где-то здесь у меня были записаны основные гаммы и аккорды…
Улыбнувшись, Эмили на цыпочках вышла из гостиной.
Так началась дружба Дэвида и Марии. Они встречались каждое утро и занимались музыкой, наполняя Бразос-Бенд песнями. Иногда Эмили жалела о проявленном великодушии, так как у Дэвида оставалось меньше времени для нее самой. И теперь, когда Эмили установила хрупкое взаимопонимание с Марией, она не смела восстановить ее против себя, проводя слишком много времени с Дэвидом, которого девушка просто обожала.
Вскоре благодаря посредничеству, Эмили молодые люди стали почти неразлучны. Кроме совместных утренних уроков музыки, они катались верхом и по вечерам. Иногда Эмили замечала их с верхней веранды. Дэвид приглашал Эмили присоединиться, но она не хотела мешать влюбленным и проводила все дни в одиночестве.
Как обычно, Эдгар заговаривал с ней только в случае необходимости, и казалось, не замечал ее усилий по ведению домашнего хозяйства. Она читала, гуляла, играла на рояле и постепенно сходила с ума от одиночества.
За неделю до того как Дэвид должен был вернуться в Хьюстон, Эмили пришла идея заново отделать дом. Если у нее нет выбора и надо здесь остаться, то она изменит дом по своему вкусу! Дэвид привезет ей материалы.
Эмили обошла дом, делая заметки, а затем отправилась искать Эвис Жеруар. И нашла ее за составлением меню в маленькой комнатке позади столовой, которую экономка использовала в качестве кабинета.
— Вижу, вы составляете меню на следующую неделю. Можно мне посмотреть?
Не обращая внимания на ее протянутую руку, Эвис Жеруар собрала в стопку листки и пробормотала:
— Вы не должны думать о подобных мелочах, мадам. Для этого есть я, не так ли?
Эмили нахмурилась:
— Для меня, как для хозяйки дома, это не мелочи. Я намереваюсь сама составлять меню некоторых трапез.
— Вы поэтому меня искали, мадам? Из-за меню?
Эмили откинула назад голову. Вопрос Эвис напомнил ей о том, зачем она искала эту женщину.
— Нет, не поэтому, миссис Жеруар. Я хотела бы заново отделать дом. Мне понадобится двое сильных парней, чтобы двигать мебель, а после того как мистер Дэвид вернется из Хьюстона, мне понадобится еще одна девушка, чтобы помочь Холли шить шторы и чехлы.
— А что говорит ваш муж насчет этих планов, мадам?
Глаза Эмили гневно вспыхнули.
— Что вы имеете в виду?
— Мне отдает распоряжения месье Эшленд, мадам.
Эмили забарабанила кончиками пальцев по столу.
— Вы хотите сказать, что не выполните мою просьбу?
— Только с одобрения вашего мужа, мадам.
Эмили вскочила:
— Вы, самонадеянная старая… вы будете выполнять мои указания, миссис Жеруар, или я позабочусь о том, чтобы вас уволили!
Экономка стояла, со злостью глядя на Эмили.
— Вы уверены, что это в вашей власти, мадам? — спросила она с несвойственной ей резкостью в голосе.
Эмили вздернула подбородок и прикусила губу.
— Конечно, уверена! Как вы смеете не подчиняться мне, миссис Жеруар! Последствия будут… в должной степени суровыми! Разве вы забыли, что я — жена мистера Эшленда?
— Нет, мадам, — ровным голосом ответила Эвис. — Я не забыла.
Эмили, громко хлопнув дверью, помчалась по коридору к кабинету Эдгара.
«Будь проклята эта женщина! У этой Жеруар душа как у озлобленной кошки и такие же острые когти!»
