За красно-золотистыми загородками угадывалось волнение конюхов, нервы, перешептывание. Видимо, кто-то или что-то не было готово. То ли на пуделе не оказалось лакейского берета, то ли верблюд вздумал выкидывать коленца. Возможно, у наездницы пошла носом кровь, а жонглер растерял свои разноцветные кегли.
Наконец, зажглись один за другим прожекторы, дети разом перестали кричать и ерзать, в шатре стало тихо. Позволив порокотать барабанам, некто Лояль в черном фраке и цилиндре с блестками появился в круге света.
– Дамы, девицы и господа, зрелище, которое вам предстоит увидеть, единственное в своем роде, уже завораживало сильных мира сего, а малышей – и того хлеще! Никогда, даже в самых смелых мечтах, вы не видали и сотой доли диковин, которые здесь произойдут, изумят вас и наверняка покорят. Без всяких ухищрений и надувательств артисты, вызывающие восхищение во всем мире, станут рисковать у вас на глазах жизнью, паря над бездной благодаря своей невиданной гибкости, скорости и самоотверженности. Вы увидите азиатского слона, который умнее обезьяны, строптивого леопарда и мадемуазель Даниэллу, единственного фокстерьера-воздушного гимнаста. Вас будет смешить клоун-музыкант Маринелло, мечтающий жениться на женщине, носящей красивые часики. Итак, внимание, я не буду повторять! Сохраняйте бдительность, стерегите свои карманы и дам. Мы начинаем немедленно, и первыми перед вами предстанут компаньерос, уроженцы Венесуэлы, которые с самого нежного возраста повергали своими лассо в дрожь мятежников пампасов…
И началось! Беспрерывные кружение мишуры, шутовство, прыжки на помостах, полеты между трапециями. Великан-оборванец раскатывал по арене на одноколесном велосипеде спиной вперед, играя при этом на кларнете. Канатоходец проделывал с завязанными глазами гибельные трюки. Женщина-змея так извивалась, что многие решили, что перед ними не один человек, а сиамские близнецы. Фокусник, наоборот, поместил в цилиндр два человеческих торса и извлек с противоположной стороны нормального мужчину, вроде нас с вами. После этого он предупредил, что зрители еще ничего не видели и что он способен и не на такое, если его как следует попросить (что и было сделано). Он осведомился, есть ли среди публики близнецы. Бьенвеню и Фортюне тут же подняли руки. Он пригласил их подойти, предложил сесть на табуреты и накрыл колпаком из синей перкали, из-под которого зазвучало их хихиканье. Сверху опустился крюк и подцепил колпак. Табуреты оказались пусты. Фокусник ударил молоточком по треугольнику, и перед зрителями предстал слон с двумя детьми на спине.
Представление завершилось кавалькадой зверей и музыкальным приветствием артистов, которым уже назавтра предстояло в другом месте слушать крики «браво!» или лежать расплющенными на опилках.
Крах
Праздник продолжался и после возвращения в Коль-де-Варез. Близнецы без устали рассказывали о пережитом сеансе магии. Послушать их, так они укротили слона! Девочка со смехом вспоминала клоуна, у которого никак не получалось вынуть голову из ведра с водой и который от отчаяния играл на тромбоне с помощью ботинка.
Тем же вечером Эфраим председательствовал на совещании в мэрии, приступившей к сооружению подвесной дороги к горам Адре. Поев, он вышел из дому с Эмильеном, Бобеттой и Арманом. Договорились, что Элиана придет позже, когда близнецы и малышка Лиз забудутся сном. Судя по рапорту жандармов, она уже готовилась выйти, когда мсье Альбер перерезал ей горло острым предметом, найти которое так и не удалось.
Собрание вышло в тот вечер особенно беспокойным из-за Мазио-сына, одного из противников проекта муниципалитета, заявившегося вдребезги пьяным и устроившего беспричинный скандал. Но мэр, несмотря на напряжение в зале, выглядел рассеянным. Трижды – этот факт получил отражение в рапорте – он поворачивал голову к большому окну позади него, словно слышал оттуда подозрительный шум. Однако снег, валивший за стеклом крупными хлопьями, поглощал все звуки и события.
В разгар бранной речи Мазио-сына в зал вбежал сельский полицейский с криком, что в доме Жардров пожар. Эфраим оттолкнул кресло и бегом пересек зал. Со ступенек он увидел красное зарево, уже поднявшееся над колокольней. Кроме него, только Арман знал, что в погребе под террасой остался ящик с боеприпасами.
Когда он добежал до дома, пламя уже вырывалось из окна спальни и из крыши. Входная дверь была распахнута. Молодежь, прибежавшая следом за ним, видела, как он исчез в дыму. В следующий миг прогремел взрыв.
Глава 18
Лишний вечер
Эфраим слепо шагает по снегу. Он оставляет позади леса, луга, не выходит на шоссе, не ступает на замерзшие тропинки, ведущие к фермам, обходит поселки и овчарни.
Он не знает, где находится и куда идет. Он проваливается по колено в снег, ничего не видит, ни за что не хватается. Лед ему не помеха.
Он бежит от мужчин, от женщин, от звуков, от окликов, от фонарей над дверями, от стад, плотно сбившихся в тумане, от крикливых детей, от ищущих его жандармов.
Он минует перевалы, переходит ледяные мосты, бредет по дну ущелий, ковыляет по осыпям. Ноги скользят, тело катится вниз по камням. Но он поднимается и снова идет, не замедляя шага. Ничто не может его унять, пока он не падает от изнеможения, не лишается чувств на каменном ложе.
Короткая передышка при пробуждении, но ею он обязан отупению, изнуренности. Он не знает, что сделал он, что сделали с ним. У него нет имени. У него вообще ничего нет. Он отрешился от своей беды. Не думает о ней. Не представляет ее себе. Ее образ еще не сложился. Она витает где-то там, далеко-далеко, в Коль-де-Варез. Внезапно она приобретает невыносимую четкость. Элиана и Лиз зарезаны, близнецы повешены. Он вскакивает, издает крик, срывается с места. Он забыл пройденный накануне путь и кидается туда, откуда пришел, или в другую сторону, по первому же склону, который попадается на глаза. И снова безостановочное движение, пока его опять не свалит сон.
Так продолжается месяц, два, четыре. Зиму сменяет весна, но скиталец не замечает этого. С гор низвергаются огромные ледяные пласты, завывают ветры, ходит волнами трава. По стволам и ветвям бежит сок. На безжизненных еще вчера сучках лопаются почки. В норах просыпаются исхудавшие звери. Юные летучие мыши, висящие в пещерах вниз головой, учатся порхать.
Эфраим спотыкается на солнце. Синее небо. Тишина. Запах земли и листвы. Свет – как разлитое в воздухе масло, воздух – поток, низвергающийся в долины.
Он внушает страх, его то и дело задерживают. Как бродягу. Как попрошайку. Как-то вечером он заходит в деревню и минует быстрыми шагами бар, но молодежь его окликает. Он не оглядывается и продолжает шагать. Трое догоняют его, осыпают ударами. Он бы их запросто прибил, если бы пустил в ход свои пудовые кулаки, но он не обороняется.
Однажды утром он уже не в силах подняться. Он лежит на камнях, у горного потока. Кто-то наклоняется над ним, теребит, обращается к нему. Это Арман, тот, кто знает семейные секреты, но не выбалтывает их, извечный доверенный человек Жардров.
