Война и линия фронта ушли далеко на запад. Каждый день по радио сообщали об очередных поражениях немецкой армии и ее истощенных союзников. Солдаты внимательно выслушивали сводки, с гордостью и одобрением кивая головами, продолжали учебные занятия. Они писали длинные письма своим родственникам и друзьям. Солдаты сомневались, что им представится возможность участвовать в боевых действиях, потому что их старшие братья уже добивали противника.
Жизнь в лагере была спокойной и размеренной. Раз в несколько дней на полевом аэродроме приземлялся маленький биплан, который привозил письма и газеты. В письмах были новости с родины – там люди уже начали восстанавливать руины. На фотографиях в газетах были разбитые военные сооружения и бесконечные колонны небритых немецких военнопленных. Командиры и солдаты все чаще и чаще говорили о приближающемся конце войны.
Больше всего обо мне заботились политрук полка Гаврила, у которого в первые дни войны погибла вся семья, и инструктор по стрельбе, знаменитый снайпер Митька по прозвищу Кукушка.
Каждый день Гаврила занимался со мной в полевой библиотеке. Он учил меня читать. Ведь мне уже исполнилось одиннадцать лет, говорил он. Гаврила рассказывал, что мои русские сверстники могут не только читать и писать, но, если нужно, могут даже сразиться с врагом. Я не хотел, чтобы меня считали ребенком – я учился, наблюдал за солдатами и подражал им.
Меня чрезвычайно потрясли книги. На бумажных страницах передо мной ярко и правдиво представала не отличающаяся от повседневной действительности жизнь. Более того, книжный мир, как и консервированное мясо, был как-то богаче и сочнее того, что встречалось в будничной суете. В книгах, например, становились известны даже мысли и намерения людей, недоступные посторонним наблюдателям в обычной жизни.
Мою первую книгу мне помог прочитать Гаврила. Она называлась «Детство». Ее герой, маленький, похожий на меня мальчик, оставался без отца уже на первой странице. Я прочел эту книгу несколько раз и она вселила в меня надежду. Ее герою тоже жилось несладко. После смерти матери, он остался совсем один, но преодолел все преграды и, как сказал Гаврила, стал знаменитым. Это был Максим Горький, один из величайших русских писателей. Его книги читали во всем мире, они занимали много полок в полевой библиотеке.
Еще я любил поэзию. Колонки слов напоминали молитвы, но стихи были красивее и понятнее. Правда, чтение стихотворений не вознаграждалось днями небесного блаженства. Но стихи не нужно было читать, чтобы искупать грехи, – их написали для удовольствия. Гладкие, отполированные слова сцеплялись друг с другом, как хорошо подогнанные и смазанные жернова. Но мои занятия с Гаврилой были важнее чтения книг.
От него я узнал, что Бог не правит миром и вообще не имеет никакого отношения к жизни на Земле. Все очень просто. Бога нет. Его придумали хитрые попы, чтобы обманывать глупых суеверных людей. Нет ни Бога, ни Святой Троицы, ни бесов, ни привидений, ни встающих из могил упырей. Не существовало и Смерти, которая повсюду разыскивает новых грешников и забирает их с собой. Оказалось, что это все сказки для неграмотных людей – людей, которые не знают настоящих законов жизни и поэтому ищут спасение в вере в какого-то Бога.
Гаврила рассказывал, что люди сами определяют свою судьбу и выбирают дорогу в жизни. Поэтому необходимо было объяснить каждому человеку, как ему жить и к чему стремиться. Людям могло казаться, что поступки одного человека незаметны среди остальных, но это было не так. Его поступки, сложенные с огромным количеством поступков других людей, создавали огромный узор. Увидеть результат взаимодействия людей могли лишь те, кто руководит обществом. Это напоминало то, как сделанные будто наугад, случайные стежки на скатерти или покрывале складываются в прекрасную цветочную вышивку.
Гаврила рассказывал, что по одному из законов человеческого развития, огромные народные массы время от времени рождают особенного человека – человека, который желает всем добра и благодаря огромным знаниям и глубокой мудрости понимает, что на помощь неба в решении земных дел надеяться нечего. Этот гениальный человек становится вождем, направляющим мысли и дела людей, как ткач направляет цветные нити, создавая причудливые узоры.
Портреты и фотографии таких великих людей были вывешены в полковой библиотеке, в полевом госпитале, в лазарете, столовой и в солдатских палатках. Я часто рассматривал их мудрые лица. Многие из них уже умерли. У некоторых были короткие звучные имена и густые длинные бороды. Один из них был еще жив. Его портреты были больше, ярче, красивее, чем изображения остальных. Гаврила сказал, что это под его руководством Красная Армия побеждала немцев и несла освобожденным народам новую жизнь, при которой все станут равными. Не будет ни бедных, ни богатых, ни эксплуататоров, ни эксплуатируемых; светловолосые не будут уничтожать смуглых людей, никто больше не погибнет в газовой камере. Гаврила, как и остальные офицеры и солдаты полка, был обязан этому человеку всем – образованием, работой, домом. Библиотека была обязана ему за свои прекрасно отпечатанные и переплетенные книги.
Я был обязан ему за заботу армейских врачей и мое выздоровление. Каждый советский человек был в долгу перед ним за все, чем владел и за свою счастливую жизнь.
Этого человека звали Сталин.
На портретах и фотографиях у него было доброе лицо и сочувствующие глаза. Он был похож на любящего дедушку или дядю, который давно не видел тебя и теперь хочет прижать к своей груди. Гаврила много прочитал мне о жизни Сталина. В моем возрасте юный Сталин уже боролся за права неимущих и противодействовал многовековой эксплуатации бедняков безжалостными богачами.
Я рассматривал фотографии Сталина в молодости. У него были черные густые волосы, темные глаза, густые брови, а позже, даже черные усы. Он был похож на цыгана больше, чем я, а на еврея – больше чем тот еврей, которого убил немецкий офицер в черной форме. В его лице было больше еврейских черт, чем у мальчика, которого крестьяне нашли на железной дороге. Сталину повезло, что в детстве он не попал в местность, где жил я. Если бы ребенком его избивали за смуглое лицо, он, наверное, не успевал бы помогать другим – слишком много времени ушло бы у него на защиту самого себя от деревенских мальчишек и собак.
Но Сталин был грузином. Гаврила не говорил, намеревались ли немцы уничтожить грузин. Но, рассмотрев людей окружающих Сталина на картинах, я убедился, что они бы наверняка погибли в крематории, как только попались бы немцам. Все они были смуглыми, черноволосыми, с темными глазами.
Сталин жил в Москве, поэтому она была сердцем всей страны и туда устремлялись взгляды трудящихся масс всего мира. Солдаты пели о Москве песни, писатели слагали о ней книги, поэты воспевали ее в стихах. О Москве были сняты фильмы, о ней рассказывали захватывающие истории. Оказывается, там, глубоко под улицами, плавно мчались длинные блестящие поезда, которые бесшумно останавливались на станциях, украшенных мрамором и мозаикой красивее, чем самые лучшие церкви.
Сталин жил в Кремле. Там, за высокой стеной, стояло много древних дворцов и церквей. Виднелись похожие на огромные луковицы купола. На других фотографиях была квартира в Кремле, в которой раньше жил покойный ныне учитель Сталина – Ленин. Некоторые солдаты отдавали предпочтение Ленину, другие Сталину, так же, как одни крестьяне чаще обращались к Богу Отцу, а другие – к Богу Сыну.
