Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
Я не хотел больше ничего слушать и положил трубку. Я не сказал Сантане, где я. Он никогда не приезжал сюда, потому что его жена любила смотреть на море, а не на пастбище, как она выражалась. Я решил, что пересижу здесь какое-то время. Выбор был небольшой: либо я прячусь здесь, либо рискую тем, что меня схватят. Вернуться в город и сесть в тюрьму? Ни за что! Я никогда не думал, что угроза оказаться за решеткой может коснуться и меня. Люди готовы ко многому, даже к самому худшему, мы ждем того, что должно случиться и иногда случается, но ареста мы никак не ожидаем. Погибнуть от рака или в перестрелке, это возможно, мы внутренне готовы к этому, но к тюрьме – нет. Мы можем смириться с циррозом или с тем, что попадем под машину. Мы даже готовы получить удар ножом в спину, мы готовы стать жертвой чьей-либо мести, пасть от руки бандита, напавшего из-за угла, но мужественно встретить лицом к лицу собственное заключение в тюрьму мы не в состоянии. И мы никогда не сможем этого сделать. Все утрясется, думал я, но в тюрьму я не сяду.
На самом деле я был не так уж далек от той простой истины, что человек находится либо по эту сторону, либо по ту, и перейти с одной стороны на другую невозможно. В какой-то момент человеку может даже показаться, что он перешел на другую сторону, но ему эту мысль просто внушили, войди и закрой дверь, говорят ему, он входит, закрывает за собой дверь и считает, что он уже по эту сторону, но, в сущности, он остается там, где и был, просто кому-то из них понадобилось, чтобы ты вымыл им их мраморную ванную. Вот и все.
Как бы то ни было, но до конца я этого еще не понял, я был растерян, и мне казалось, что пока еще я нахожусь по ту сторону, но что-то толкало меня совершить этот переход и оказаться по эту сторону, это они меня подталкивают, но я понимал, что надо сопротивляться, надо как-то ужиться с этим, и я хотел только одного: вернуться домой и быть по одну сторону с ними, с теми, кто вытолкнул меня на обочину.
Я чувствовал что-то вроде ненависти к тем, кто теперь сам меня ненавидел и кто оттолкнул меня, вернее, это была даже не ненависть, я притворялся, что ненавижу их, в глубине души я по-прежнему восхищался их образом жизни и их миром, я хотел оставаться с ними, принимать участие в их делах, я завоевал их сердца, я врачевал их язвы, и, как однажды сказал доктор Карвалью, теперь твоя очередь волноваться за нас, а мы можем спать спокойно. Я готов был продолжать делать свое дело, волноваться за них.
Я выходил из дома только рано утром, чтобы купить газеты, читая их, я впадал в отчаяние. Я каждый день просматривал свежие газеты, там была моя фотография, всегда одна и та же, сделанная на празднике «Гражданин года», у входа в Клуб. Каждый считал своим долгом высказаться в мой адрес. Убийца. Поборник законопорядка. Фирма, зарабатывавшая на заказных убийствах, журналисты обожают писать такие вещи. Идиоты они, эти журналисты. Международная амнистия, Комиссия по правам человека, одни и те же люди говорят одно и то же. Продукт авторитаризма, писали они. Безнаказанности. Злоупотребления властью. По-настоящему разозлил меня только президент Клуба, нам и в голову не могло прийти, что он способен на такое, сказал он, вручение премии этому человеку было ошибкой. Козел. Я рассердился на него не на шутку. Зачем говорить, что это была ошибка? Мог бы и промолчать в конце концов.
А учительница? Вирджиния? Я думал о ней. Было видно, что я ей понравился, произвел на нее должное впечатление, да еще и медаль к тому же. Мы ведь договаривались, что я позвоню. Знакомство было заманчивым. Я решил набрать ее номер. Она даже не церемонилась, скажите, что меня нет дома, сказала она, стоя очень близко от телефона, так что я все слышал. Ее нет дома, повторила горничная. Вот и еще одна меня бросила. Скоро они все от меня отвернутся.
Дни проходили за днями, я надеялся, что что-то изменится к лучшему, но дела мои становились все хуже и хуже. Разговоры пошли уже о Сантане. В одной статейке было написано, что у меня есть друзья в полиции. Такое заявление сделал один из полицейских следователей. Он сказал, что я каждую неделю играл в футбол за сборную команду полиции. Это правда. Еще он сказал, что я пользовался полицейской машиной, когда выезжал на операции. Тоже правда. Что Сантана был акционером «Альфы». И это правда. Сам Сантана все отрицал. Я знаком с этим субъектом, но у нас никогда не было общих дел. Мне это не понравилось, что еще за новости? Это меня он назвал субъектом? На себя бы посмотрел лучше! Еще следователь сказал, что когда я разбил машину, то заставил оплатить ее ремонт бизнесменов и предпринимателей, живущих в нашем районе. А вот это вранье. Я не бил свою машину, я просто попросил покрасить ее, предприниматели взяли это на себя, с такой формулировкой я готов согласиться.
После всех этих обвинений я перестал читать газеты. Однако я по-прежнему покупал их, и в гостиной уже выросла целая гора. Я понял, что лучше уж ни о чем не знать.
Господи, дни тянулись так медленно, как будто кто-то привинтил солнце к небу. Я впал в самую настоящую депрессию, лучше бы я скрылся где-нибудь в другом месте, каждый раз, как я оказываюсь за городом, у меня возникает желание наложить на себя руки. Ни голубое небо, ни зелень, ни цветы не в состоянии были хоть немного отвлечь меня. Коровы, особенно их взгляд, навевает на меня смертельную тоску. Я мог бы спрятаться где-нибудь на берегу моря, пляж, волны, девушки, морской прибой – все-таки это лучше. Сельская жизнь – ханжеская жизнь. Ты смотришь сквозь открытое окно, как фермеры щедро угощают кукурузным хлебом прохожих, и не веришь, что они это делают с искренним чувством. Человек – гнусное существо. Некоторое облегчение приносила мне только выпивка. Или сон. Во сне я видел Эрику. И Саманту. Я разработал специальную технику, чтобы видеть их во сне. Я повторял их имена не менее трех часов подряд, не останавливаясь ни на секунду. Это срабатывало. Однажды мне приснилось, что у меня отпуск и мы плывем все трое на корабле, чтобы отдохнуть на Карибах. В другой раз мне приснилось, что Эрика позвонила, я хочу вернуться, сказала она, я люблю тебя. Возвращайся, ответил я. Проснулся я там же, где и уснул, в одиночестве.
Смотреть телевизор и мыться, сидя в ванной, – вот то немногое, что мне было доступно. Иногда я принимался ходить по дому, повторяя вслух Эрика, Эрика, Эрика.
Однажды я не выдержал и позвонил в «Альфу», от Эрики есть новости? спросил я. Телефон прослушивается, ответила Фатима. Я положил трубку. Молодец девчонка!
Не знаю точно, сколько я так просидел, должно быть, неделю.
Как-то ночью я услышал шум подъехавшей машины. Я похолодел. Мой пистолет лежал на шкафу, но я был не в силах даже протянуть руку, чтобы взять его. Я забрался под кровать, на большее меня не хватило.
Кто-то вошел в гостиную. Шаги на лестнице. Внезапно в комнате, где я прятался, включили свет. Ботинки, я узнал ботинки Сантаны. Майкел, сказал он, нам надо поговорить.
Я все еще лежал под кроватью.
Мне позвонил сосед, он сказал, что в моем доме кто-то есть. Твое счастье, что он не позвонил в полицию.
Я вылез из-под кровати. Мне было стыдно. Мужчины так не поступают, наверное. А мне пришлось. Моя футболка была все грязная от пыли. Я отряхнулся.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
