Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
Тиме выделили небольшую комнату в пристройке, где хранился огородно-садовый инвентарь. Комната пустовала с незапамятных времен, а сейчас для Тимы ни?кто не смог придумать ничего более подходящего: ни с послушницами, ни, разумеется, с монахинями Тиме жить вместе было нельзя.
Поставили кровать, стул, тумбочку. Имелся встроенный шкафчик, куда Тима с трудом впихнула привезенный гардероб на все сезоны.
В углу жила икона, и Тима разглядывала ее полдня, удивляясь странному свойству изображения: с этой женщиной очень хотелось поговорить. Казалось, стоит только спросить - а ответ уже готов: такое было лицо у женщины. Но Тима не знала, что спросить, и озадаченно ходила по комнате взад-вперед, возвращаясь к доске и мучаясь, как от немоты.
К ночи она устала и уснула не раздеваясь.
Перед дорогой
В тот день у Алины появилось новое чувство, с которым она не знала, как обращаться.
Она опять была в Храме и молилась Богу.
Иногда поглядывала на прихожан - от этой привычки избавиться не удавалось.
Ничто не предвещало.
Толстая бабища-служка, обычно резво выкидывающая прихожан из этого Храма строго сразу по окончании службы, на сей раз почему-то помалкивала, хотя дело подошло к финалу.
"Охрипла, - подумала Алина про бабищу. - Или совесть... Хотя откуда..."
Подошла маленькая приветливая старушка, почистила подсвечники. Эта старушка, наоборот, никогда никому не хамила. Чуя неофитов своим мягким сердцем, отвечала на все их празд?ные вопросы, подсказывала молитвенные тексты - и вообще была очень приятный человек.
Алина перекрестилась и краем глаза подсмотрела: как ведет себя свечка, которую она поставила за здоровье своих родных пять минут назад.
- Матушка... - начала было Алина, чтобы старушка не трогала ее свечку, но примолкла.
Старушка аккуратно обошла вкруг свечки пушистым веничком, сбросила крошки в ладошку и тихо исчезла.
Свечка рыдала черными слезами. Бывающие в храмах знают это состояние свечек.
"Что же такого плохого у нас в родне? - подумала Алина. - Так, суета, конечно, любви мало, нечуткости многовато, но не до такой же степени..."
Свеча не оплывала даже, а обливалась сама своими краями, быстро сворачивающимися в густо-черные валики. А потом они опадали под своей тяжестью, тучно?стью, они плюхались в подсвечник и пугали бедную Алину, ничего не понимавшую в сегодняшнем выступлении свечки.
Алина очень осторожно вздохнула, чтоб не напугать свечу. "Может быть, нас не видно? Может быть, наша семья не слышна, не пробивается? Ведь написана же про что-то сказочная шапка-невидимка!.."
И вдруг ей захотелось совершить невероятное: поставить свечу о здравии самого Господа Бога...
Куда поставить? Почему она имеет дерзость... даже выговорить нельзя. Молиться надо Ему! Но за Него? Перед кем? Ну не перед бабищей же толстой!
Огорошенная своим желанием, своей глупостью и бессердечием, Алина покинула Храм, даже не перекрестившись на выходе. Забыла. Руки-ноги-голова вразлад пошли. Туманное объятие полустраха, полувосторга... Она очень медленно спустилась во дворик, увидела неподалеку скамеечку, но сесть не решилась и побыстрее пошла прочь, как будто кто-то мог слышать ее грешные мысли: она ведь только что хотела защитить Бога. Но не знала - кому бы свечку за Него поставить. Это кощунство или как?
У нее не было не только подобного опыта, но и никого из доверительных друзей, с кем разговор такого толка мог бы состояться вообще. Духовника у нее не было. Она не знала ни одного священника, а и знала бы - как сформулировать вопрос? Да и боязно. Все священники казались ей недоступно серьезными. Все ее вопросы - заведомо неправильно сформулированными. Ей предвиделась очень стыдная, неприятная сцена: она подходит с вопросом, а вместо ответа слышит: исповедовалась? причащалась? в Храм ходишь?
Почти бегом - домой, домой. Забралась под одеяло с головой и опять стала молиться, бессвязно, как попало выговаривая слова и толком не понимая - кому она все это направляет. Сейчас ей было стыдно перед всеми святыми, пред Ангелом-Хранителем своим и, конечно, - перед Ним, кого она сегодня очень-очень сильно хотела от кого-то защитить. Очень сильно. И это желание не прошло. Алина уснула среди ночи в страхе Божием в самом прямом и более того смысле слова...
Тима и ангел
Мягкий, как кошачья шкурка, ветер коснулся лица. Тима улыбнулась: было чуть щекотно и очень приятно. Кто-то спросил:
- Тебе нравится здесь?
- Пахнет хорошо...
- Ты любишь запахи?
- Да, очень.
- Это у тебя с детства, - объяснил голос, принесший ветер.
- Мне все говорят про какое-то детство, я не понимаю, а все остальные понимают. Ты знаешь, что это? - Тима почему-то сразу поверила мягкому голосу.
- Да, знаю. Спрашивай у меня. Я расскажу тебе. Но не сразу все, а понемногу.
- Кто ты?
- Твой ангел, - ответил голос.
- Где ты?
- Сама посмотри.
Тима увидела золотистый туман.
- Красиво, - сказала она.
- Потом ты увидишь очень много красивого, я помогу тебе.
- Покажи сейчас!
- Уже утро. Просыпайся... - Голос утих, туман рассеялся.
Тима открыла глаза, села и удивленно осмотрелась. В комнате было солнечно и пустынно. Подойдя к иконе, Тима сказала: "Доброе утро!"
Солнечный луч перепрыгнул на краешек серебряного оклада, отразившись от блестящего дощатого пола, и убежал.
Тима ничего не знала о правилах, принятых людьми для внешней жизни. У нее не было привычек, воззрений, мечтаний, огорчений - ничего, что создает эти самые правила. От два?дцати лет, проведенных в обществе мамы и профессора, теперь остался сияющий хаос ощущений, не закрепленных ни в словах, ни в образах, ни в чувствах. Время, в котором у Тимы не было физического зрения, в лоб столкнулось со временем очевидности, и произошла тонкая бескровная авария, перепутавшая все картины всех миров.
Тима не знала - чего она не знает.
Тихо стало в ее душе этим солнечным утром. Ангел, поговоривший с ней ночью, принес покой и будто стер неудобные швы между перепутанными мирами. В мозаи?ке представлений, оставшихся в Тиме, были частицы-голограммы, были цветные прозрачные и непрозрачные кусочки, были вакуумные полости, и энергетические вихри, и вязкие провалы, и если бы хоть один обычный человек хоть на одну секунду смог представить себе этот уникальный приемник, коим ныне являлась Тима, то бежал бы нормальный человек сверкая пятками. Например, увидеть себя с ее точки зрения не согласился бы никогда: вместо носа - голограмма запахов, вместо глаз - пестрые лужайки или мрачные черные дыры. И каждый звук голоса вызывает цветовую вспышку.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
